Его жена молча полезла в «бардачок». Старик увидел, как она торопливо сыплет себе на ладонь белые колесики нитроглицерина. Руки ее дрожали. Одна таблетка скатилась на сиденье.
С востока потянуло предутренним ветерком. Пелена тумана сдвинулась, открывая небо. Над лесом недвижно застыл белесый диск луны. Спросонья пискнула в чаще птаха. За ней следом еще одна, еще. Кто-то потревожил их сон. Потом настало мгновение абсолютной тишины. Потом ее нарушил странный звук – хлюпанье, всплески, словно какой-то зверь шумно утолял жажду на водопое. Звук доносился из глубокого оврага, заросшего по склонам молодой порослью осин, берез, рябин и боярышника, окутанных дымкой первой зелени. По глинистому дну оврага струился жиденький ручей – остатки талой воды. В яме, образовавшейся под корнями рухнувшей от старости трухлявой березы, вода скапливалась, образуя крохотное озерцо.
Возле ямы можно было смутно различить какую-то приземистую тень, припавшую к воде. Вот тень шевельнулась, на мгновение оказавшись в лучах лунного света, пробивающегося сквозь листву. Это был человек, обнаженный по пояс. Он наклонился и, набрав в грудь воздуха, окунул голову в воду. Затем начал отфыркиваться, кашлять. Брызги с него летели в разные стороны, когда он тряс головой, торопливо зачерпывая пригоршнями талую воду, и плескал себе на грудь, на плечи, словно смывая с себя что-то.
Лунный свет заиграл бликами на воде, тронутой рябью. Когда рябь исчезла, стало заметно, что по воде все дальше и дальше расходится черное маслянистое пятно.
Человек ополоснул в ручье руки, поднес ладони к лицу. Вода смыла все. На то она и вода. Но запах остался. Человек поднялся. Одним прыжком перемахнул через поваленную березу и неторопливо зашагал по дну оврага. Походка его была бесшумной и мягкой. Цепляясь за стволы и корни, выступающие из глины, он ловко вскарабкался по обрыву. Замер на секунду, прислушиваясь. Где-то далеко за лесом послышался паровозный гудок. Там была маленькая дачная станция. Человек отлично знал ее название. Утро вступало в свои права – к перрону прибывала первая утренняя электричка.
Человек вздохнул полной грудью. Никогда еще ему не было так хорошо. Ветерок донес запахи: аромат клейкой листвы, лопнувших на деревьях почек, влажной древесной коры, земли, молодой хвои, дыма, дальнего человеческого жилья и тот неистребимый аромат, что все еще оставался на его коже – на губах, груди, руках, – солоноватый, терпкий, его нельзя было спутать ни с чем другим. А также еще один – не запах, а призрак запаха, доносившийся из чащи с той стороны леса, рассеченного пополам проселочной дорогой. Он шел оттуда, где всего полчаса назад останавливалась старая «Волга» с глохнувшим мотором. Это был липкий тошнотворный запах гниющей плоти. Плоти, некогда заботливо прикрытой дерном, сухими ветками и палой листвой. ТО был зов ПРОШЛОЙ ДОБЫЧИ.