13 марта на нескольких тральщиках были сформированы новые команды – как и ожидал Кейс, призыв к добровольцам нашел немедленный отклик, – и той же ночью атака возобновилась с большой решительностью. Вражеские артиллеристы дождались, когда траулеры и сторожевые лодки оказались на середине минного поля, и, включив одновременно все прожектора, открыли сосредоточенный огонь. На этот раз траулеры оставались за работой до тех пор, пока все, кроме трех, не вышли из строя, и эффект этого был виден на следующее утро, когда многие мины относило течением вниз, и там их подрывали. С этого момента было решено впредь проводить траление днем, и появились надежды, что будет сделано достаточно, чтобы флот смог начать полномасштабное наступление на Нэрроуз 17 или 18 марта.
Тем временем Карден все еще не ответил на депешу Адмиралтейства, и 14 марта Черчилль телеграфировал ему снова. «Я не понимаю, – писал он, – почему тральщикам должен мешать обстрел, который не наносит потерь. Две или три сотни погибших было бы умеренной ценой за очистку такого пролива, как Нэрроуз. Я высоко ценю Ваше предложение прислать добровольцев из флота для траления мин. Эту работу необходимо выполнить, невзирая на потери в людях и малых кораблях, и чем скорее это будет сделано, тем лучше.
Во-вторых, у нас есть информация, что в турецких фортах не хватает боеприпасов, что германские офицеры шлют унылые рапорты и призывают Германию слать больше. Предпринимаются все возможные усилия для поставок боеприпасов, всерьез думают об отправке германской или австрийской подводной лодки, но, очевидно, к этому еще не приступили. Все вышесказанное – абсолютный секрет. Из всего этого ясно, что операция должна развиваться методически и решительно ночью и днем. Ныне враг обеспокоен и встревожен. Время дорого, поскольку вмешательство субмарин требует серьезного внимания».
На эти послания Карден ответил, что полностью понимает ситуацию и что, несмотря на трудности, начнет главное наступление, как только сможет, возможно 17 марта.
Карден был болен. При возросшем напряжении в ходе боев он потерял способность есть и очень мало спал по ночам. Его тревожили неудачи с гидросамолетами, с минами и неприятности с погодными условиями. Ему потребовалось два дня, чтобы собраться с мыслями и ответить на послания Черчилля, и теперь, когда он обязался начать эту решительную фронтальную атаку, его уверенность стала улетучиваться. Не то чтобы он явно потерял веру в это рискованное предприятие, но при его ослабленном физическом состоянии он, похоже, понял, что больше не имеет личного права командовать им.