Взрыв негодования можно было сравнить разве что с Кракатау и Хиросимой в одном лице. Дома не усидел никто. Люди собирались, вооружались плакатами и берданами, иконами и знамёнами. Никто не знал, воевать он идёт или всего лишь протестовать, но из дома шли с детьми и собаками, а кое-кто и коров гнал, словно демонстрация стада могла устрашить галактического агрессора. Воинские части выдвигались походными колоннами, порядка в коих было куда больше, чем в частях цивильных. Человечество являло враждебному космосу свою силу и сплочённость, не умея заметить, что всего лишь выполняет повеление нового хозяина: дружными рядами направляется на пункты утилизации.
Лягухи на болоте хотя бы в разные стороны прыгали.
Глава 7
Гражданин начальник
В общей толпе односельчан отправился на пункт утилизации и мучимый похмельем Казин. Не успел протрезвиться как надо и брёл, страдая отрыжкой. Возле конторы сельчан поджидали совхозная развозка и пара автомобилей, потому что в самом Подсосонье пункта утилизации не было и ехать предстояло в Копорье.
– Ну мы им покажем! – кипятился Лёха, первым взобравшийся на грузовик и занявший место на скамейке возле самой кабины. – Я такого терпеть не стану, я их так утилизирую – как родную маму звать позабудут.
– Не кипятись, петушок, – ласково остудила бывшего зэка тётя Фаня.
Лёха задохнулся от возмущения и… стерпел. Не дозволялось в этот день эмульсионным системам давать волю кулакам.
– Я так полагаю, – рассуждал Степан Минеич, бывший начальник Подсосоньевского отделения колхоза «Дорогой коммунизма», – что нам надо блокировать подходы к инопланетным центрам гражданской техникой, тем самым продемонстрировав решимость не подчиняться агрессору, но в то же время показав, что мы не желаем военного конфликта.
– А чего – не желаем, – очнулся Лёха. – Я так очень даже желаю. Срыть ихние центры к свиньям собачьим – и вся недолга. По радио говорили, мол, пришельцы они… Всё врут – не пришельцы это, а вторженцы. И бить их надо в хвост и гриву!
Проехали монументальный, советских времён указатель: «Совхоз „Дорогой коммунизм…“ – последняя буква отвалилась, и название читалось двусмысленно.
Асфальт кончился, грузовик качнуло на ухабе. Казин с трудом сдержал стон. Голова раскалывалась, и каждый осколок болел на особицу. Всего сильнее ломило в затылке. Над глазами жгло огнём. Виски стянуло частой пульсирующей болью, а темя высверливало преогромным зубоврачебным бором. Но толчки равно отдавались повсюду, припекая, пульсируя или высверливая неприкаянную головушку.