Она спит. Грудь вздымается спокойно и ровно. Бледное лицо расслаблено, губы приоткрыты и едва заметно шевелятся: уголки то приподнимаются в улыбке, то напряженно опускаются.
Даже сейчас она красивая. Хочется лечь рядом, прижать её к себе и согреть, но не решаюсь. Пусть сначала придет в себя.
- Бабочка, если ты очнешься, я всё сделаю. Всё, что захочешь. Только не уходи от меня, малышка, - шепчу, как псих, поглаживая тонкие пальчики.
Пришедшие на ум слова, кажется, стали заклинанием. Бабочка вздрогнула, открыла глаза и резко села на кровати.
- Слава богу!
Не даю опомниться и целую. Передаю губами всё, что испытал, увидев её без сознания, прошу больше никогда не уходить и она отвечает… да.
Бабочка
Стоило очнутся, как меня снова нокаутировали. Олег вышиб из реальности поцелуем. Он шептал что-то ласковое, отрываясь на секунду от моих губ, но я по-прежнему могла лишь отвечать на прикосновения.
Возвращались воспоминания, но не голос. Я компенсировала его отсутствие губами, зарывалась руками в его волосы и прижималась всем телом, утягивая к себе на кровать.
Я слышала тебя. Сделаешь всё, что захочу. Я знаю, чего хочу.
Но это оказалась уловка, Олег отстранил меня от себя, держа руками за плечи.
- Бабочка, ты чуть не умерла и только очнулась. Не торопи события. У нас сейчас есть более важные дела, - строго, как учительница на уроке.
Какие могут быть дела? Что может быть важнее этого? Важнее бесконечного удовольствия, которое я хочу подарить. Кажется, вопросы ярко отразились на моем лице.
- Тебя пытались убить, Бабочка. Это не шутки. Ты должна рассказать мне всё, что знаешь.
***
Два дня слабости. Два дня спокойствия и рисунков. Два дня букетов полевых цветов по утрам, нехитрых завтраков в постель от Олега и коротких разговоров. Он рассказал мне всё. Я ему тоже. Даже о браслете Марианны и странных снах. Написала все до последней детали.
Большой Хозяин не появлялся.
Днем третьего дня Олег сидел в моей комнате на полу и работал. Что-то ковырял в ноутбуке, просматривал, хотя до этого сам говорил, что в отпуске.
Но меня это совершенно устраивало, потому что так он меньше двигался - рисовать удобнее.
Кончик карандаша скользил по бумаге. Движения грифеля, тонкие линии - это всегда меня завораживало, погружало в какую-то медитацию. За эти дни я нарисовала шесть набросков: фас, профиль, улыбка, серьезность, с чашкой кофе и за работой.