Ламар подставил грудь под струю воды. Скосив глаза вниз, он увидел необозримое поле для игры фантазии. Грудь была широкой, белой и почти не прикрытой волосами. На ней можно было много чего нарисовать.
Он начал думать об этом не без влияния Ричарда. Новичок Ричард был так напуган всем увиденным в тюрьме, что неделями молчал и вел себя как мышка, стремясь не привлекать ничьего внимания. Сначала Ламар хотел его немного помучить, потом трахнуть, а после этого за сигареты продать его ниггерам Родни Смоллза. Но этот чертов Ричард был таким слабаком, что о него не стоило и мараться. Ричард был занят только одним: он целыми днями напролет просиживал с какой-то дощечкой, на которой лежал кусок бумаги, и яростно чиркал по бумаге карандашом, словно это могло помочь ему избавиться от тюремного кошмара. Кроме этого, он читал маленькие, забавного вида книжки без картинок, время от времени что-то яростно в них подчеркивая. Когда бы Ламар ни выходил во двор тюрьмы, Ричард следовал за ним, как собачонка.
Однажды Ламар не выдержал:
– Эй, парень, черт тебя побери, что ты там делаешь с этим дерьмом?
Услышав, что обращаются непосредственно к нему, Ричард моментально сник и съежился. С лица сбежала краска, пухлые щеки стали сероватого цвета. Он задрожал, как чахлый лист на осеннем ветру. Потом, собравшись с духом, сказал:
– Арт.
– Кто такой этот Арт?
– Арт – это искусство, – пояснил Ричард. – Это картинки, которые рисует нам наше художественное воображение и эстетическое чувство.
– Что за хреновину ты мне тут городишь? – вскипел Ламар.
Ему захотелось переломать Ричарду кости. Он ненавидел, когда в него начинали стрелять непонятными словами. «Эстетическое чувство». Гребаный интеллигент! Однако любопытство было слишком сильно. Он наклонился, чтобы посмотреть, над чем это так усердно колдует Ричард.
Черт подери, так ведь это же сам Ламар! Ламар собственной персоной, устрашающий, как лев, и неустрашимый перед лицом человека, похожий на легендарного короля или викинга. В сиянии холодной луны стоял могучий Ламар с огромным мечом, готовый тысячами убивать своих врагов. В целом картина поразила Ламара, оказав на него магическое действие, или как там это еще называется. В глубине души он даже, пожалуй, был тронут.
– Дерьмо, – произнес он вслух. – Я совсем не таков. Я насильник, я трахаю своих сокамерников в их вонючие задницы и совсем не похож на этого героя, будь он неладен.