Лабиринты Роуз (2 книга) - страница 42

Шрифт
Интервал



Это наталкивает на мысль, а не пойти ли умыться? Пусть невеста останется загорелой, пусть на ее носу проступят веснушки, пусть глаза красит блеск счастья, а не искусственные тени, делающие взгляд рассеянным. Руфф любит ее, и не важно, как она выглядит. 
Зачем делать талию тоньше, если дышать она сможет через раз? Зачем ворох юбок, расшитых шелком, украшенных кружевом, драгоценными камнями, если наряд становится неподъемным и каждый шаг, даже при примерке, дается с трудом? 

Ах, да. Того хочет будущая свекровь. Холодный взгляд правительницы Бреужа заставляет ежиться и втягивать голову в плечи. Но Роуз не часто будет встречаться с ней, став королевой Северной Лории, поэтому она отдает дань желаниям матери Руффа. Невеста будет блистать тысячами драгоценных камней, показывая всему свету богатство Эрии и теша тщеславие родителей жениха. 
Роуз самой ничего этого не надо. Помня давнее предсказание, она свыклась с мыслью, что наденет венок из полевых цветов и босая пойдет к алтарю. Так некстати она забыла, что нельзя верить всяким глупостям. Какой венок у принцессы? Только венец из чистого золота, украшенный цветами из драгоценных камней. 

Роуз опять смотрит в зеркало. Вокруг никого. Портнихи оставили на кресле тяжелое свадебное платье. Туфельки, уложенные в сундучок, обшитый белым атласом, блестят алмазной пылью и ждут, когда их наденет невеста. 
Роуз опять не узнает себя. На зеркале множатся трещины, расползаясь паутиной. На выбеленном лице появляются пятна грязи, ссадины, капли крови. 
- Что же ты наделала, Роуз? - не упрек, вздох сожаления. До боли знакомый голос. 
Порыв ветра, голоса…
Ненавистное, пугающее «Взять!» и ее отрывают от того, с кем ей удобно, надежно… 

Открыв глаза, понимая, что происходящее уже не сон, Роуз увидела ступени, по которым ее волокли. Ногам было больно, и Роуз попыталась встать и идти сама, но никак не поспевала за стремительными шагами мужчин, чьи сапоги мелькали у самого лица.
Ее безжалостно тащили вниз. Она закричала. От боли в спине, где подсохшие царапины горели огнем, от обиды, что уснула и не знает, жив ли Петр, от стыда, что так и не переоделась, и теперь все обитатели замка видят ее грязное, израненное тело, просвечивающее через разодранную ткань тонкой рубашки. 
- Петр! - закричала Роуз, но ничего не услышала, кроме шаркающих по ступеням шагов своих мучителей.