- Да что знаешь о моих планах? – в голосе Гинарда появились
нотки злости.
- Ты сам говорил, что мы теперь связаны. Я видел бой. Чувствовал
то же, что и ты. Те страх и отчаяние, когда ты понял, что не
сможешь снова стать собой и поглотить меня…
- Ты понятия не имеешь, что такое отчаяние. – прорычал Гинард,
поворачивая голову к Адэну. – Я триста лет был скован полумёртвым
телом. Не мог даже выйти за пределы Обители, а единственной, кто
действовал от моего имени, была горстка духов, на создание которых
я потратил целый век! Век я безвылазно сидел в глуши, находясь на
грани смерти и жизни, а все, кто каким-то чудом находили меня,
бежали в ужасе, едва завидев. По-твоему, я заслужил подобное?
- Но в итоге тебя назвали повелителем. Я видел обрывки
воспоминаний. Тебя признали владыкой леса.
- Титул повелителя – ничто. В мире полно магов, лишённых его, но
слабее от этого они не становятся. Стать повелителем – значит
добиться признания твоей силы. Но то, что я стал им – ошибка.
Неудача, приведшая к тому, что происходит сейчас.
- Значит, ты всегда хотел только…
- Свободы. И ты должен был стать ключом, что откроет к ней путь.
Но ты не оправдал моих ожиданий.
- Ах вот как. – на скулах юноши заиграли желваки. – То есть я
ещё и виноват?
- Ты даже здесь оказался бесполезен. Я вижу, сколько в тебе
смятения и нерешительности. Не знаешь, что делать. Жалеешь этого
ничтожного лесника, прожившего дольше, чем было ему отведено…
- Не смей говорить о нём так! Фрилия по твоей указке заставила
его остаться в лесу! Она бы убила его, не согласись он!
- Жалеешь этих жалких «людишек», погибших в Шахтах…
- Гинард…!
- Но больше всего, ты жалеешь себя. Жалеешь, что не смог никого
спасти. И боишься, что не сможешь в будущем. Жалеешь себя,
оставшегося одного в этом мире. Никого у тебя нет и никогда не
будет, поверь моему опыту.
Адэн замолк, ненавистным взглядом впившись в старика. Тот был
доволен собой. Доволен добившимся эффектом. Но юноша не собирался
идти у него на поводу. Закрыв глаза, он сделал глубокий вдох, не
обращая внимания на смрад, исходивший от сотен тел. Так он и стоял,
думая и прислушиваясь к чему-то глубоко внутри себя. А после открыл
глаза и, взирая на Гинарда, спокойно произнёс:
- Может, ты прав. Я не знаю, что будет дальше, и я боюсь. Но
тобой движет лишь эгоизм. Ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Ты
называешь Белеора жалким, но он сделал для меня всё, что было в его
силах. Вырастил и обучил всему, что знал сам. И пусть иногда он
оступался - для меня нет никого достойнее его.