– Но полет на Венеру того стоит.
– Да, конечно. Но сперва мы по два года… это для страховки с запасом, жрали бы эту хлореллу на Земле, в имитаторе! А потом из двух десятков кандидатов отобрали бы всего двоих. А что, если я оказался бы в числе остальных восемнадцати?
– Ложись! – крикнул Енисеев.
Дмитрий мгновенно упал ничком. Для этого пришлось не просто рухнуть, так бы рухал с полчаса, а буквально нырнул, как пловец в вязкую воду. Енисеев замешкался, едва успел отскакнуть за толстый стебель. Что-то с чмоканьем ударилось в лист. Там зашипело, словно на раскаленную сковородку плеснули водой. Лист величаво колыхнулся. Зазубренный край мягко пихнул в плечо.
– Отползай! – закричал Енисеев. – Задержи дыхание, беги на голос!
В воздухе в их сторону поплыли струи желтоватых крупинок с металлическим отливом. Енисеев нечаянно заглотнул одну, в горле запершило, гортань обожгло. Он непроизвольно закашлялся, заставил себе перебежками выбраться на чистый воздух.
Из-за камня вынырнул Дмитрий. Глаза его были вытаращены, как у совы, лицо налилось кровью. Он добежал до Енисеева, все еще послушно задерживая дыхание, на пальцах показал, что уже задыхается.
– Здесь чисто, – сообщил Енисеев.
Дмитрий с шумом вдохнул воздух в мощную грудную клетку. Воздушные струи круто изогнулись, изменили высоту, хлынули в раскрытый рот, увлекая крошечные молекулы запахов цветов. Дмитрий закашлялся.
– Ой… выворачивает!
– Палочник. Странно…
– Что-то не так?
– Да. Обычно он бьет без промаха.
– Сноровки нет, – пробурчал Дмитрий. – Салага!
– Или просто еще не видел двуногих. Не выработал рефлекса.
– Рефлекс – это я понимаю, – согласился Дмитрий. – Все наше учение на рефлексах. Десантнику мозги вовсе не нужны, а то начнет умничать, тут его и прихлопнут. А выхватить пистолет и выстрелить должен каждый на рефлексах. Еще до того, как сообразит, что делает… Где он притаился?
Енисеев с отвращением отодвинулся от героя-десантника, который все делает на рефлексах, в то время как некоторые насекомые, вроде муравьев или ос, все же немного думают.
– У него маскирующая окраска, – объяснил он нехотя. – Ты дыши глубже, проветривайся. Все-таки часть этой дряни могла просочиться сквозь кожу.
– У меня кожа дубленая!
– В этом мире нет зверей тонкокожее, чем мы.
В двух шагах раздался страшный вскрик. Захрустело, словно многотонный пресс сминал автомобиль. Рука Дмитрия дернулась к бедру. Заметив иронический взгляд мирмеколога, буркнул: