Спроси Поручик меня, думает Сидор, я бы сказал ему, что две бутылки на двух самураев русского бизнеса – это не через «не хочу», а в самый раз. Но Поручик не спрашивает меня, а, неожиданно замолчав, допивает последнюю рюмку.
Понятно, он пришел говорить о деле. Вот теперь, после двух бутылок, он спрашивает, уже в который раз, можно ли получить долю в нашем фонде? Я снова ему объясняю: нам не нужны инвестиции. Что такое фонд? Это организация, получившая льготы. В нашем случае – таможенные. Мы платим взятки, чтобы эти льготы получить. Мы откатываем часть прибыли наверх и работаем как альтернативная таможня. Можно считать это новым словом в рыночной экономике: свободная конкуренция между различными негосударственными таможнями. То есть фондами. Какие еще деньги сюда можно ввести? Я же не могу отдать тебе свою долю?
Поручик отодвигает пустую бутылку, говорит: так отдай чужую, уговори Ромку продать Женькину! Я объясняю – хотя, кажется, он и так знает, – что Женькина доля делится на нас всех: на Леню, Рому, Альперовича и меня. У нас, говорю я, был такой уговор: если кто-то выходит из дела, его доля делится между всеми. Честно говоря, я придумал это из-за Машки. Пусть она знает: случись что со мной, ей ничего не достанется. Плохо не доверять собственной жене – пусть она и живет в Лондоне и встречается со мной, лишь когда я прилетаю повидаться с сыном, – плохо, но самурай должен быть настороже. Если бы Поручик спросил меня, когда женился на Наталье, она бы потом не обобрала его до нитки. Но он меня не спросил тогда, зато сейчас спрашивает: а как ты думаешь, кто принес Женьке эту отраву?
Конец ознакомительного фрагмента.