– Готово. У тебя, конечно, ложки нет?
– А вдруг я чувствовала, – сказала она с вызовом, – что попаду к такому предусмотрительному человеку?
– Чувствовала – не то слово, – ответил он, щуря глаза. – Но я выстрогал для тебя ложечку.
Это был скорее ковшик, чем ложечка. Гульча вспыхнула от такого оскорбления, но от котла пахло одуряюще – она вдруг ощутила себя зверски голодной, во рту появилась слюна, а кишки внезапно завыли протяжно, уныло и требовательно.
– Я тебя довезу до ближайшей веси, – сказал он.
– А куда путь держишь ты?
– Не знаю.
Она с недоумением смотрела в печальное, неподвижное лицо. Ей лгали часто, как и она сама, – такова жизнь. Она умела отличать искуснейшую ложь, но пещерник явно говорил правду. Словно бы его вела странная сила, более могучая, чем он сам.
– Я лучше поеду с тобой, – воскликнула она с жаром.
Он покачал головой:
– Я, скорее всего, не выживу в этом пути, мне нельзя было садиться на боевого коня… Ночью слышал Голос. Он предрекал мне смерть от моего же коня.
– Сны можно толковать по-разному!
– Но не вещие. Вещие сны… другие. И всегда исполняются.
Гульча забыла про размер ковшика, черпала им с той же скоростью, как и пещерник ложкой. Наконец отвалилась, отяжелев, сыто отдуваясь, а он поднялся – сухой, поджарый, без капли жира в могучем теле, нетерпеливо протянул руку. Гульча уцепилась, со стоном поднялась.
Олег помог взобраться в самодельное седло, почти забросил, как мешок с травой. Его белый жеребец прибежал, круша кусты, на разбойничий свист. Странный пещерник, несмотря на свой немалый вес, взлетел в седло, не касаясь стремян, – так никто не садился в известных ей племенах.
Ее ступни как влитые держались в стременах. Он укоротил кожаные ремни по длине ее ног – глаз у него был точный. Вороной заржал, в охотку пошел за белоснежным жеребцом Олега – за ночь отдохнул, наполнился игривой силой.
Гульча пустила коня бок о бок с конем Олега. Олег искоса посматривал на ее легкую стройную фигурку. Чернокосая, живуча как кошка. Обры, ради которых приехала из дальних краев, стерты с лика земного, старший брат погиб, если погиб, сама едва уцелела, ежели не врет, но румянец уже играет на щеках, глаза блестят. Жизнь берет свое…
– А если меня не удастся пристроить в ближайшем селении? – спросила она вдруг. – Я смогу ехать с тобой?