– Давайте положим Фидо около Марты, – предложил дядя Тинсли. – Я думаю, черепаха ей понравилась бы.
Дядя Тинсли вырыл небольшое углубление и положил туда Фидо, использовав тарелку как гроб. Я нашла хорошенький кусочек белого кварца для могильного камня. Дядя Тинсли произнес небольшую надгробную речь. Фидо был храброй и действительно преданной черепахой, которая совершила длинное и опасное путешествие из Калифорнии, чтобы охранять двух сестер, ее хозяек. Как только Фидо благополучно довез их до Виргинии, то работа его была закончена, он почувствовал себя свободным и покинул их, отбыв на тайный остров в середине океана, который является черепашьим раем.
После этой надгробной речи мне стало немного лучше. На обратном пути я спросила у дяди Тинсли о золотой рыбке, которую мы нашли в бассейне.
– Рыбка – это редкость, – сказал он. – Это был мамин сад. Один из прекраснейших частных садов во всей Виргинии, в прежние времена мама получала за него призы. Ей завидовали все члены клуба садоводов.
Мы завернули за сарай, и перед нами возник большой белый дом. Я начала рассказывать дяде Тинсли о своих снах про этот дом и вдруг поняла, что видела во сне дом, существующий на самом деле. Дядя Тинсли задумался и поставил лопату перед сараем, около корыта с водой.
– В таком случае, думаю, вам следует осмотреть дом внутри, – сказал он. – Просто чтобы убедиться.
Мы поднялись вслед за дядей Тинсли. Он глубоко вздохнул и открыл дверь. Передний холл был большим, темным, с множеством деревянных шкафов с застекленными дверцами. Газеты, журналы, книги и письма были сложены на столах и на полу, рядом с коробками с камнями и с бутылками, наполненными грязью, песком и жидкостями.
– Возможно, здесь небольшой беспорядок, – сказал дядя Тинсли, – но скоро я все это уберу.
– Все не так плохо, – улыбнулась Лиз. – Просто нужно немного прибраться.
– Мы можем помочь, – предложила я.
– Ох, нет. Здесь все так, как и должно быть. Все на своем месте, и я знаю, где что лежит.
Дядя Тинсли показал нам гостиную, столовую и бальный зал. На стенах криво висели картины маслом, некоторые вываливались из рам. Персидские ковры были порваны и протерты, шелковые шторы выгорели, обои в пятнах отставали от стен. В зале с французскими окнами стоял большой рояль, покрытый темно-зеленой бархатной тканью. На всех поверхностях было что-то поставлено и положено – кипы бумаг, блокноты, старинные бинокли, часы с маятниками, свернутые карты, груды фарфоровой посуды с отколотыми краями, старые пистолеты, корабли в бутылках, статуэтки коней, фотографии в рамках и разные маленькие деревянные коробочки, в которых лежали монеты, пуговицы и старые медали. Все покрывал толстый слой пыли.