То, как дядя Тинсли это сказал, почему-то заставило меня подумать, что он не хочет этого. В конце концов, он был Холлидей, в прошлом – владелец фабрики. Получалось так, что он должен нанести визит семье фабричных рабочих, семье человека, от которого забеременела его сестра. Ему неловко было бы просто оставить меня у крыльца и не зайти в дом, но еще более неловко было бы сидеть с Уайеттами и болтать, попивая лимонад.
– Я пойду сама – сказала я. – Посмотрю город.
– Хороший план, – сказал дядя Тинсли. – Где-то здесь должен быть старый велосипед Шарлотты. Ты можешь на нем поехать в город.
Я пошла в «птичье крыло» рассказать Лиз о Уайеттах. Она сидела в кресле у окна и читала другую книгу, которую нашла в библиотеке дяди Тинсли. Автором книги был Эдгар Аллан По. Когда я рассказала Лиз об Уайеттах, она вспрыгнула и обняла меня.
– Ты дрожишь, – сказала сестра.
– Да. Я нервничаю. Если они окажутся какими-то чудаками? Что, если они подумают, что это я чудаковата?
– Все будет хорошо. Хочешь, чтобы и я пошла?
– А ты пошла бы?
– Конечно, Бинчик, какая ты странная. Мы же всегда вместе.
На следующее утро дядя Тинсли нашел велосипед, на котором в детстве ездила мама. Велосипед был в сарае с инструментами, там же дядя отыскал и свой старый велосипед, но ему нужны были новые шины, так что мы с Лиз решили ехать вдвоем на одном велосипеде.
Таких ужасных велосипедов, как мамин «Швинн», больше уже не делали, сказал дядя Тинсли. У велосипеда была тяжелая красная рама, плоские шины, отражатели на колесах, спидометр, гудок и хромовый багажник позади сиденья. Дядя Тинсли все протер, накачал шины, смазал цепи и нарисовал нам карту той части города, где жили Уайетты, объяснив, что это место известно как фабричный холм. Лиз крутила педали, а я сидела на багажнике.
День был жарким, влажным, небо подернула дымка, багажник впивался мне в ноги, но по пути мы проезжали прохладные полосы леса, где ветки больших старых деревьев высовывались наружу, накрывая дорогу и создавая своего рода полог. Казалось, что мы ехали как бы сквозь тоннель с пятнами солнечного света, мерцающего между листьями.
Фабричный холм находился в северной части города, сразу после фабрики, у основания лесистой горы. Дома походили на коробки, многие из них были покрашены белой краской, теперь стершейся, а другие были голубыми, желтыми, зеленым, розовыми, цвета алюминия или покрыты толем. В портиках выстроились стулья и кушетки, в некоторые маленькие дворики втиснулись стоянки для машин, в окне одного старого дома был вывешен какой-то полинявший флаг. Но было понятно, что многим людям, живущим на холме, важно поддерживать внешний вид на прежнем уровне. Жители превращали выбеленные шины в клумбы для анютиных глазок или использовали для установки в них крутящихся под ветром кругов из разноцветной бумаги. В них ставили маленькие цементные статуи белочек и гномов. Мы проехали мимо одной женщины, которая подметала метлой свой грязный дворик.