Король покачал головой. Еще раз провел рукой. Я увидела свою квартиру. Вернее, квартиру своих родителей. Каминная комната, в ней полки с книгами и папа в кресле. Такой родной и близкий. На камине несколько фотографий. Я точно знала — семейные. Мы на рождество, и в горах, и… Все они стояли. Сестра и мама с папой. Вот только меня на фотографиях не было. Вот в комнату кто-то вошел. Сестра Катя. Она что-то говорила, они с папой смеялись.
«Они не помнят меня. Им хорошо и весело. У них никогда не было и нет дочери Оксаны».
Казалось, вокруг меня образовалась пустота. Нет меня больше. И мира моего нет. Внутри горькое опустошение, словно вывернули наизнанку. Ничего нет. Я всхлипнула.
— То есть меня попросту не было?
— Совершенно точно. В их мире вас попросту никогда не было, — равнодушно подтвердил король. — Вам нужно принять это и начать жизнь заново. Здесь.
Я пошатнулась, теряя стойкость в ногах, осела на пол, уткнулась в ладони лицом и заплакала.
Слышала, как прозвучали тяжелые шаги его величества, направляющегося назад к своему столу.
Сир молчал, ожидая, пока я успокоюсь. А слезы у меня все бежали и бежали. Не в состоянии была остановить, казалось, бесконечный поток. Да и как? Разве это возможно? Узнать, что меня больше нет для тех, кого я люблю. Что я пустота в их мире. Меня не вспомнят даже. Я, уже не маленькая девочка, вдруг оказалась одна, и мне по-настоящему стало страшно и больно.
Минуты за минутами я не вела их счет. Плакала уже без слез. Всхлипывала и задыхалась.
Хлопнула дверь кабинета.
— На, милая, попей.
Вскинула взгляд. Передо мной на колени опустилась Маргарет. В руке стакан с водой. Глотнула. Чуть не поперхнулась. Вода была горьковатая на вкус и пахла травой.
— Все нужно выпить, милая, все. — Она подвела стакан к моим губам.
Я выпила.
— Ступай, Маргарет, — прозвучал голос его величества.
Что бы ни было в воде, оно возымело действие. Я успокоилась. Только внутри так и осталась пустая отрешенность. Я подняла взгляд. Король продолжал сидеть на своем месте и смотреть на меня. Не было в его взгляде ни жалости, ни сочувствия.
Я вытерла ладонью лицо. И только тогда владыка произнес:
— Оставшись в том мире, вы бы умерли, мадемуазель Миа.
— Лучше бы умерла, — непослушными губами выдавила я. — Но среди родных и близких мне людей.