вырвавшись из половецких застенков, пошёл в побег, перекидываясь то горностаем, то белым гоголем, то волком, а то соколом, как становится ясно, что мы с Игорем Святославичем одним миром мазаны. Во времена шустрого князя-авантюриста способность проникать сквозь предметы считалась, естественно, волшебной. Хотя таковой, строго говоря, не является. К сожалению, физический смысл этого феномена толком не объяснён до сих пор. Серьёзные учёные признать его существование не могут, ибо шарлатанскими чудесами не занимаются. Энтузиастов же хватило лишь на то, чтобы дать замечательному эффекту умное название
транспозиция. Или иначе
диффузная комбинаторика – это уж кому как больше нравится. Поэтому я, между прочим, зовусь комбинатор.
– Великий? – помнится, сострил я.
– Э, мальчик, до великого ещё дорасти надо, – ответил без усмешки Куман эль Бахлы. – Даже самый превосходный алмаз долго гранят и ещё дольше подыскивают ему оправу, прежде чем он станет по-настоящему бесценным!
Умением совершать транспозиции обладают крайне редкие особи не только человеческой, но и нечеловеческой природы. Тем выше этот дар ценится. Сулейман – один из немногих, кто знает истинную цену; мало того, он готов её предложить.
Шлифовать способности в случае согласия мне предстояло, работая частным детективом. От оплаты – сумма была названа небрежным тоном, но поверьте, для меня в то время это была действительно сумма – отказался бы только законченный идиот. Кроме того… Заниматься любимым делом и получать за это деньги?! Я не колебался ни минуты.
Я был счастлив.
Университет был забыт. Едва поступив в него с грехом пополам (о том, что это был за грех, рассказывать просто не хочу), я ушёл в академический отпуск и с жаром принялся за дело.
Мама обругала меня соглядатаем и наушником, помянула недобрым словом папочкину дурную наследственность, сняла для меня отдельную квартиру и предложила не показываться ей на глаза. Вот и вся предыстория.
* * *
Софья Романовна, наигравшись собачонкой, соизволила вспомнить и обо мне:
– Заскучали? Или ревнуете?
– Да ни боже мой, – сказал я.
– А вы знаете, что похожи на юного Пола Маккартни?
Я скромно потупился.
– У нас даже имена почти одинаковые.
– Занятно… И как же в таком случае вас зовут, прекрасное дитя?
– Полем, мадемуазель.
– Полем? Вы случайно не француз, Поль? – Моё «мадемуазель» ей определённо понравилось.