- И уснуть там, - заканчиваю я недовольно.
- Прости, у нас разница во времени и я уже подыхаю от усталости. Давай я завтра тебе наберу, котенок.
- Хорошо, - стараюсь не выдать своего разочарования так и не состоявшимся телефонным флиртом, который мог бы перейти в виртуальный секс.
- Люблю тебя и больше так не пугай, - он опять мощно зевает, - а то весь распереживался.
- Хорошо, - повторяю виновато, - люблю, целую.
- Я тебя тоже.
Недовольно отбрасываю от себя трубку и ныряю рукой под одеяло. Между моих стройных ножек, так Алекс говорил. Представляю его светлую макушку, расположившуюся между моих ног и начинаю медленно водить пальцами по клитору. По кругу, туда-сюда. Ноль эффекта.
Утыкаюсь лицом в подушку и поскуливаю от несправедливости. Неуемная сексуальная энергия выхода не нашла и меня до сих пор потрясывает, стоит лишь вспомнить Демида. Как он ревновал, с какой злостью от одного упоминания Алекса, смотрел. А как он прекрасен без одежды. Эти перекатывающиеся тугие мышцы под гладкой кожей, мощный член, которым он наверняка умеет хорошо пользоваться. И руки с длинными пальцами, сжимающие меня до хруста косточек. От его прожигающего взгляда не спрятаться, а вкус губ одуряющий. Где-то на губах меня и накрывает мощным оргазмом. Оказывается, я все это время так и продолжала себя ласкать.
И виновник моей разрядки не милый и родной Алекс, а это сволочное чудовище, от которого у меня уже крыша едет.
Fucking Son of a Bitch!
Очередная выставка андеграундного художника на квартирнике. Богемная молодёжь сидит на тесной кухоньке и под абсент яро спорит с самим мастером о современных тенденциях в живописи и какое на самом деле все тлен.
Я с ними согласна кстати, особенно последнее время. Все тлен и мои внутренние страдания туда же. Мы с Наткой тремся вдоль выкрашенных в мрачный серый стен и очень внимательно рассматриваем такие же упаднические серо-черные полотна.
- Да, - тянет подруга и отпивает из граненого стакана коньяк. Слабоалкогольных напитков тут не предлагают, - хард-кор, но я бы и такое могла втюхать. Правда, со Славкой не договориться. Он заявляет, что в руки прогнивающей верхушки не дастся и за их баксы писать не будет.
- Гордый.
- Дурной, но думает, что идейный, - кивает она на кухню, где уже совершенно заблудший в своих рассуждениях и потонувший в абсенте художник, тихо курит на широком подоконнике и сверлит взглядом недописанную картину. Чую, за ночь домалюет, как разойдёмся.