— Ага.
— Даю тебе пять минут. Будем выгонять дурные
мысли самым простым способом — изнурять тело тренировками. Носки теплые надень!
И кофту под балахон! На улице холодно.
Короче говоря, вскоре ко мне вышла капуста,
укутанная в четыре слоя вещей.
Ну, лучше так, чем заболеть и умереть в самом
рассвете сил, так и не познав женской любви.
Бег с Ваней был долгим и нудным, ибо неспортивный
Коперник задохнулся уже через две минуты и просто стоял, согнувшись и издавая
звуки полумертвого кита. Я носилась трусцой около него, проклиная своё
добродушие.
— Давай, слабак!
Щеки мерзли, и изо рта струился пар.
— Я не могу… — прохрипел Ванюша и протер
запотевшие очки. — Можно мне пойти домой?
— Хочешь покорить Иру? — Он осторожно кивнул. —
Тогда тренируйся! Девушки любят спортсменов, а не курильщиков! Догоняй!
Я побежала к перекрестку, думая о том, как
все-таки хорошо глубокой ночью, когда улицы пусты, и лишь одинокие машины
проносятся по шоссе, взрезая тишину.
Где-то вдалеке так громко пыхтел Коперник, что
грозился перебудить ближайшие дома. Причем он мог уже идти, а не бежать, ибо я
сбросила скорость под ноль.
Впрочем, вдвоем было как-то легче. Не так остро
давило одиночество.
— А ты чего бегаешь посреди ночи? — Ванюша
поравнялся со мной. — Какие думы гложут юное сердце?
Вот он поэт доморощенный. Откуда в технической голове
берется подобная ересь?
— Просто люблю бегать, — пожала плечами. —
Расслабляет, знаешь ли.
— Чушь собачья. Ты с таким лицом выходила, будто
тебя призраки преследуют, — он запыхтел сильнее и отдалился; я намеренно
ускорилась. — Ну и ладно. Не хочешь — не говори!
— Не хочу, — проворчала себе под нос.
Думать даже не хочу о том, что может заставить
сорваться в ночи с кровати. Думать не хочу о том, кто способен вырывать дыхание
из груди. О губах его дьявольских и усмешке вечной.
О том, как он решил, будто я — такая
меркантильная дрянь, что отдалась за оценку. Мол, раз взяток не берешь, так
меня возьми. Тепленькую.
Как ему в голову такое пришло?..
И что, теперь он всякий раз будет неоднозначно
намекать, что моя оценка — позорище? Что он, весь такой замечательный, поддался
инстинктам, а потому я хожу с незаслуженной четверкой?
Я не выдержала и разревелась. Горько так,
безысходно. От гадливости к самой себе и тому, что в глазах Измайлова я теперь
— обыкновенная давалка.