– Злой ты, – тоскливо вздохнул Баварец и нехотя так лямку сумки с плеча скинул. – Нет, чтобы просто боевому товарищу помочь.
– Давай-давай, – подбодрил я его. – Боевой товарищ… с набитой сумкой. Как только она у тебя, Баварец, не лопнула еще…
Покряхтел он еще, сунул лапу в мешок, поелозил и достает – что б вы думали, – пачку «Кельна»! Пусть не большую, а малую, ту, где двенадцать сигарет, но все равно – целая пачка «Кельна», запечатанная, собор на лицевой, все как полагается. Я аж привстал. Да, думаю, за такое уважить надо.
– Вот, это – другой разговор. А то… резинки…
– Клаус через десять минут выезжает, – Фриц, как сторговался, сразу по-другому заговорил, нотки командные в голос подбавил: – Иди переодевайся. Ждать тебя будем на выезде. И машинку возьми.
– На кой? Что, на кур с «бергманном» охотиться будем?
– Для солидности, – пояснил Баварец. – Без машинки выглядишь ты, Восса, сопляк-сопляком, а с «бергманном» уже и за человека сойти можешь. Если издалека и не присматриваясь.
Я встал, пальцы большие за ремень засунул, поглядел на него… спокойно – вспыхнул Фриц, как бензобак, глаза свои водянистые опустил.
– Так, может, мне сразу зенитный с турели содрать?
– Хоть кобуру нацепи, – пробормотал, не поднимая глаз, Баварец. – Она ж тебе по форме положена.
И то верно.
– Уговорил.
Сходил, переоделся. Выхожу к дороге – грузовик уже стоит, Фриц из кузова выглядывает, чуть ли не приплясывает от нетерпения. Меня увидел, чуть не выпал.
– Ну, где ты там?! Давай в кабину, живо… время же!
Добрый он сегодня, прямо на удивление. Место в кабине уступил… чтоб, значит, рожей своей баварской на посту лишний раз не светить.
Городок оказался, как я и думал, так себе. На улицах, правда, в основном, патрули синих, пару раз даже наш грузовик тормознуть пытались! Смех – орут чего-то, а Клаус, знай себе, на клаксон, да на газ. И ничего… кишка у них тонка, кайзеровский грузовик тормозить.
А местных почти не видать. То ли они от мотора по норам разбегаются… пару раз только какие-то штатские попались, да и те к стенам жмутся, голову в плечи по самую макушку, а на роже бледной из мыслей только: «Лишь бы не шмальнули!»
В городах, даже таких, полусельского типа, как Конотоп этот, по нынешним временам жизнь не так чтобы весела. Они и в войну-то по большей части на пайковые карточки жили… Не знаю, как по русской, а вот по нашей имперской карточке уже на второй год в неделю столько калорий выходило, сколько раньше за воскресным столом съедали.