– Отец Алексий, будьте любезны выйти из ванной и сесть в свое кресло.
Как может он говорить так спокойно? Как может быть Дружелюбным и вежливым? Как…
«Так же, как и ты, – холодно сказал себе священник. – Точно так же».
«Он играет».
Злость отбивала в груди рваные стаккато. И нужно было смирить ее, успокоить, упокоить, удавить.j
«Он просто играет».
Давным-давно, еще в детстве, отец Алексий – тогда его звали Александром, Сашкой, – сам был таким. И они с Олегом… со Зверем, понимали друг друга прекрасно. Дети любят риск. Не зная еще ни настоящей боли, ни настоящего страха, дети играют. Родители могут волноваться, переживать, запрещать что-то. Дети не могут. Не умеют и не хотят. Не для них это.
И Зверь играет.
Он представился своим настоящим именем. Он ничего не скрывает, а если спросить – ответит. Ответит честно. Он предоставил своему пленнику определенную свободу действий. Он знает, что жертва его опасна. И ему это нравится.
Пацан!
Скорее, кошка, привыкшая играть с мышами, но схватившая крысу. И знает уже, что крыса, пожалуй, способна ее сожрать, а остановиться не может.
Или нет?
Отец Алексий проследил, как открылась дверь, и Зверь выкатил тележку с посудой.
Нет.
Ему наплевать. Ему все равно, кого поймал он. Кого хочет убить. Для него не имеют значения события десятилетней давности. Ведь не по Зверю ударили они. Это не его сестру нашли убитой, изуверски убитой. Господи, за что?! Как долго умирала она? Минуты? Часы? Это не его мать сошла с ума, не в силах справиться с горем. Не его отец, раздавленный всеми бедами сразу, начал спиваться, на глазах теряя человеческий облик…
«Ты себя жалеешь, никак? – Отец Алексий упруго поднялся с кресла и начал ходить по мягкому ковру, кружить по комнате бесцельно и бессмысленно. – Вот уж зря. Жалеть надо других. Тех, кому плохо сейчас. Ты свои беды в прошлом оставил. Богу себя вручил. Ты счастлив должен быть».
Быть счастливым. И помнить. Всегда помнить.
Сияющие глаза Маринки.
«Ей выкололи глаза еще живой… живой еще… понимаешь ты?!»
Пьяные крики отца.
«Печень вырезали… а она жила. Глаза выкололи. Жила. Сердце вырвали, а она еще жива была… Да кто же он, дружок твой?! Не человек он. Нет. Он тварь, которой на земле не место!»
И такая черная, злая ярость кипела в душе. Ведь и Олег погиб. Три дня прошло после смерти Маринки, ее еще и не нашли тогда, когда сгорел его интернат. Сгорел. Никто не выжил. Сигнализация сработать не успела. Потом, когда выяснили, кто убийца, Сашка Чавдаров чуть сам не спятил от сознания, что не он, не его руками… Он бы за сестру, за все… Порвал бы на куски, изуродовал, глаза вырвал…