— Садись в машину.
— Нет, спасибо.
Вадим устало покачал головой.
— Ну чего ты стоишь? – разозлилась я. – Что тебе надо?
— Ничего. Просто не хочу, чтобы ты вляпалась в какую-нибудь историю, ловя пьяной машину.
— Откуда такая добродетель?
— Это эгоизм. Буду чувствовать себя виноватым. А я этого не люблю. Так что садись.
Он уселся за руль, больше ничего не добавив, я, немного потоптавшись, с неохотой полезла внутрь. Не то чтобы я боялась ночных историй, скорее всего, через пару минут я бы просто вызвала такси. Но тот факт, что Вадим не проехал мимо, а остановился, наводил на разные мысли. Например, о том, что утренний разговор все-таки вышел слишком резким.
— Ты живешь в квартире бабки? – поинтересовался он, когда мы отъехали.
— Да. Она умерла два года назад.
— Понятно. Наконец-то появилась возможность удрать от предков? – он слегка улыбнулся. Нормально в плане, не издевательски.
— Я их люблю, но жить с ними не всегда легко.
— Да уж, – он усмехнулся, покосившись в мою сторону, – чем они сейчас занимаются?
— Мама работает поваром в военном училище, папа в охране.
— А ты?
— Работаю дизайнером.
— По профилю, – усмехнулся Вадим как-то грустно, а я разозлилась. Одно дело поддерживать разговор ни о чем, вежливо делать вид, что ему интересна моя жизнь, другое – все эти насмешки.
— Ага, не помнишь, кто настаивал, чтобы я пошла в наш институт? – не удержавшись, съязвила в ответ. Вадим бросил быстрый взгляд.
— Все еще не оставила привычку обвинять других? Я думал, ты выросла и научилась сама принимать решения.
— Выросла и научилась. Просто кому-то было удобней, чтобы я была другой.
Вадим хмуро смотрел вперед, ничего не говорят. Так и не взглянув в мою сторону, выдал:
— Неужели ты правда так думаешь? Я отвернулась к окну, уставилась на мелькающие в темноте огни. А потом закрыла глаза.
Конечно, я так не думала. Я так и не смогла решить, кто из нас был более жалок, пытаясь вытащить другого со дна, но только с одной целью – не утонуть самому. Мы сидели в той квартире, ставшей нашей тюрьмой и спасательным кругом от внешнего мира, и все, что нам оставалось – только мечтать. Точнее, делать вид, что мечтаем, потому что в какой-то момент стало ясно, что ни мои, ни его мечты не станут реальностью. Помню, как я в истерике сдирала разрисованные мной обои со стен – они слишком кричали о том, что я не пошла за своей мечтой. Не стала художницей, продающей картины на Арбате, на Невском, на главной улице Белграда или в переулках Парижа... Ничего этого не было.