«Не сдавайся! – отозвался безжалостный внутренний голос. Иногда он звучал как отцовский, но чаще – как голос Бобби Андерсон. – Держись, и все тут. Больше от тебя ничего не требуется».
Аудитория, как назло, именно в этот вечер собралась внушительная. Человек сто набилось за парты лекционного зала Северо-Восточного университета. Какие большие у них глаза. «Почему у тебя такие большие глаза, бабушка?» – «Чтобы съесть тебя!» Они просто выпьют до дна его душу, ка, или как там ее еще называют. Вспомнился отрывок из песни группы «T. Rex»: «Детка, я вампир твоей любви… И я тебя ВЫСОСУ!»
Ну да, конечно, «T. Rex» давно уже нет. Марк Болан, их лидер, впечатался на спортивной машине в дерево и может считать себя везунчиком, потому что не выжил. Бейте в гонг в честь Марка, которому удалось… Или не удалось. Неважно. В 1986-м их мелодию перезапишут на студии «Пауэр стейшн», и это будет кошмар, это… это…
Джим поднял дрожащую руку ко лбу, и по аудитории прокатился обеспокоенный шепоток.
«Лучше продолжай, Гард. Аборигены волнуются».
Ага, это голос Бобби, конечно.
Квадратные светильники, вделанные в потолок впритык друг к другу подобно камням мостовой, начали странно пульсировать, причем почему-то в такт волнам накатывающей боли. Гарденер видел перед собой Патрисию. Она сидела в маленьком черном платье, которое наверняка обошлось не дороже трех сотен и было куплено с молотка в одной из прогоревших лавок на Ньюбери-стрит. Вытянутое, бледное, суровое лицо пуританки, чьи предки, эти славные жизнелюбивые парни, с радостью могли сгноить за решеткой всякого, кто выйдет в субботу из дома, позабыв положить в карман носовой платок, и, на его несчастье, будет пойман с поличным. Темные глаза Маккардл давили на него, точно огромные пыльные камни. Гарденер понял: она все видит. И очень довольна. «Вы только посмотрите. Она ждет моего падения. Знаете, что подумает Патрисия, когда я не выдержу и свалюсь? Прекрасно знаете…»
«Ну разумеется. Это тебе за то, что назвал меня «Патти», спившийся сукин сын». Именно так и подумает. «За то, что назвал меня «Патти», унизил, заставил себя упрашивать… Так что смелее, Гарденер. Может быть, я даже не отберу у тебя карманные деньги. Три сотни – совсем небольшая цена за ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать, как ты тут загнешься у всех на глазах. Вперед, не стесняйся!»