– А сейчас я вышвырну эту скотину прочь.
Ему захлопали. Правда, не все собравшиеся, может, даже меньше половины.
Жена Ядерной Шишки рыдала у того на плече, прижимаясь всем телом, больше не пытаясь отстраниться. Только что Гарденер возвышался над ней, явно представляя собой угрозу, – и вот уже болтается в объятиях Арберга. Мыски ботинок чиркнули по полу, а потом и вовсе оторвались от него.
Взгляд упал на Патрисию. Плотно сжатые губы, полыхающие глаза, ладони смачно и яростно хлопают друг о друга. Наконец-то, аплодисменты! А тогда, после выступления на поэтическом вечере – постеснялась, что ли?
Вот и Рон Каммингс – стоит в дверях библиотеки с гигантским бокалом, одной рукой приобнимая хорошенькую блондинку и незаметно тиская ее грудь. Вид у него озабоченный, но не то чтобы удивленный. В конце концов, это просто продолжение потасовки в гриль-баре «Каменистые земли», ведь правда?
«И ты позволишь этому мешку с дерьмом выставить себя за порог, будто нашкодившего кота?» Гарденер подумал и решил: нет, не позволит.
И что есть мочи двинул назад левым локтем. Он угодил в грудную клетку. Ощущение было такое, словно рука попала в миску со студнем. Арберг сдавленно вскрикнул и выпустил Джима. Тот развернулся, сжимая перед собой кулаки, готовясь дать отпор и почти надеясь, что враг захочет продолжить драку. Пусть только дотронется!
Но крепкий шлюхин сын, казалось, вдруг растерял свой пыл и не проявлял желания вышвырнуть Гарда за дверь. Он только схватился за грудь, словно плохой оперный певец во время скверной арии. Кирпичный оттенок покинул его лицо, если не считать горящих полос на щеках. Жирные губы сложились буквой «О», обвисли, снова сложились в «О» и опять обвисли.
– Сердце! – прохрипел он.
– Какое сердце? – презрительно бросил поэт. – Разве оно у вас есть?
– Приступ… – сипел толстяк. – Вызо…
– Приступ? Да черта с два. Пострадало разве что ваше самолюбие. Так вам и надо, сукин сын.
Джим обогнул толстяка, застывшего в театральной позе с руками, прижатыми к груди в месте, куда пришелся удар. В дверях между столовой и коридором толпились люди; как только Гарденер к ним приблизился, все расступились. Он торопливо направился к выходу.
Тут за спиной послышался женский визг:
– Выметайся отсюда, понял? Проваливай, гадина! Вон! И чтоб я тебя больше не видела!