А еще она была влюблена в Лешу Закревского. Но про это никто не знал. Даже он.
…Белоголовый мальчик стоял рядом с ней, внимательно обводя взглядом пустую палату, и, казалось, не слышал вопроса. Киса повторила:
– Как тебя называют друзья? Тимур?
Мальчик медленно повернулся к ней и сказал без всякого выражения:
– Меня зовут Тамерлан.
Их взгляды встретились; Киса подумала, что у мальчика очень странные глаза – зрачки расширены настолько, что радужки почти не видно, цвет не определить: темно-коричневый? черный? какой-то еще?
После секундной паузы Тамерлан отвел взгляд, продолжив осмотр помещения – кстати, одного из лучших в лагере. Шестой корпус, недавно отремонтированный, с новой мебелью и телевизорами в каждой палате, считался самым благоустроенным. И, по странному совпадению, именно в нем жили дети знакомых Горлового, а также многочисленных спонсоров. В результате два размещенных в шестерке отряда отличались от других большим разнобоем в возрасте.
– Здесь три свободных кровати, – помолчав, продолжила Киса, – эта, эта и вон та, что у окна… Можешь занять из них любую.
Белоголовый мальчик Тамерлан равнодушно подошел к ближайшей, стоявшей в углу койке и положил на прикроватную тумбочку небольшую сумку на длинном ремне.
– И это все твои вещи?
– Да. Остальное мне подвезут.
– Хорошо. Со мной ты познакомился, – она машинально коснулась бейджа на груди, – а воспитательницу зовут Елена Алексеевна…
Друзья звали воспитательницу проще – Ленкой Астраханцевой. Но Киса к их числу не принадлежала.
Она ушла, еще раз предложив Тамерлану устраиваться. Ленка сидела на планерке у Горлового, все хозяйство на Кисе – вечная нехватка штатов, второго вожатого в отряде нет.
05 августа, 10:48, окрестности ДОЛ “Варяг”
Он уверенно и быстро полз вверх знакомой дорогой по коричнево-золотистому ущелью, когда путь преградила стена – огромная, подрагивающая, явно живая. Муравей недоуменно потоптался перед не пойми откуда взявшейся преградой и двинулся в обход – на всякий случай, все живое таких размеров легко становится смертельно опасным…
Человек в черном вцепился пальцами в изборожденную глубокими трещинами сосновую кору. И не заметил муравьиных тревог и раздумий, вызванных его негаданным вторжением на исхоженную тропу. Он сейчас вообще ничего не замечал вокруг.