– Бруноштрассе… – Парикмахер наморщил лоб, затем сочувственно поцокал. – Это близко к порту. Говорят, там мало домов уцелело…
Закончив работу, он ловко сдернул простынку, провел щеткой по жесткому солдатскому воротнику Талызина и подмигнул:
– Теперь хоть на свидание!
В Гамбург он добрался где-то около полудня. Общее направление к порту выдерживать было легко – время от времени на стенах домов попадались стрелки-указатели «К гавани» для транспорта.
Город был сильно разрушен. Лица людей хмуры, озабочены. Некоторые копались в развалинах, что-то искали. Много было беженцев – с узлами и чемоданами.
От дверей продуктовых магазинов и лавок тянулись длинные молчаливые хвосты очередей. Талызин чувствовал сильный голод, но поесть было негде, не было денег. Да если б и были, купить бы ничего съестного не удалось: все продавалось по карточкам.
На полуобвалившейся стене болталась табличка «Дитрихштрассе», чудом удерживаемая одним крючком.
Талызин нашел нужный дом – один из немногих, он уцелел. Это было мрачное четырехэтажное здание, кирпичные стены которого потемнели от времени. На уцелевших окнах крест-накрест наклеены полоски бумаги, чтобы стекла не вылетели от взрывной волны.
В парадном было полутемно, на лестничной клетке пахло мышами.
Талызин долго звонил в нужную дверь, но никто не откликался. Может быть, звонок не работает? Он постучал – никто не отозвался. Уехали? Никто не живет?
Несколько минут он постоял в раздумье, затем повернулся и медленно двинулся к выходу.
Выходя на улицу, Иван столкнулся со стариком в поношенной одежде, который нес сетку с картошкой.
– Вы не из седьмой квартиры? – спросил Талызин.
– Из седьмой.
– Ганс Кирхенштайн?
– Нет.
– Как его найти?
Старик подозрительно оглядел Талызина:
– А вы кто ему будете?
– Привез ему с фронта привет от родственника, – сказал Иван. – Мы в одной роте служим, я отпущен по ранению на несколько дней.
– Вижу, что по ранению. – Старик пожевал губами, что-то соображая. – Что ж, входите.
Отпирая дверь, он долго возился с ключами – их у него была целая связка, а впустив Талызина, столь же долго запирал дверь, звякая какими-то цепочками и громыхая засовами.
– Ну, как там, на фронте? – спросил старик, справившись с последней задвижкой.
– Честно говоря, приходится нелегко, – проговорил Талызин. – Но духом не падаем.