Я пожал плечами и призвал на помощь свой автоматический счетчик, который подсказал мне, что Эрни мог бы купить новую несмятую резину за тридцать пять долларов.
Он вынул две двадцатки и вручил их мне.
– Если будет больше – с налогом и всем прочим, – то я доплачу.
Я грустно посмотрел на него.
– Эрни, сколько недельных заработков ты уже потратил?
Он сощурил глаза и отвел их в сторону.
– Достаточно, – сказал он.
Я решил попытаться еще раз – как я уже говорил, мне было семнадцать лет, и я все еще находился под впечатлением, будто людям можно растолковать то, что представляет их непосредственный интерес.
– Ты уже почти все бабки угрохал на эту машину, – сказал я. – Я не могу спокойно смотреть, как ты по любому поводу лезешь за бумажником. Это уже не жест, а жизненная установка. И она тебя погубит. Прошу, Эрни, подумай еще раз.
Его взгляд окаменел. У него было такое выражение, какого мне не приходилось видеть у него прежде, и, хотя вы, наверное, подумаете, что я был самым наивным подростком в Америке, я не мог припомнить подобного выражения ни на одном другом лице. Меня охватило смешанное чувство удивления и отчаяния – я почувствовал себя так, как мог бы себя почувствовать, если бы внезапно обнаружил, что старался в чем-то убедить парня, который на самом деле оказался лунатиком. Хотя позже я видел такое выражение: оно означает полное отключение. Оно бывает у мужчины, когда ему говорят, что женщина, которую он любит, трахается с кем попало за его спиной.
– Не надо, Дэнни, – произнес он.
Я поднял обе руки.
– Ладно! Все в порядке!
– Можешь не ездить за этой чертовой покрышкой, если хочешь, – с каким-то тупым упрямством добавил он. – Я найду выход.
Я уже собрался ответить и мог бы наговорить кучу грубостей, но внезапно мой взгляд упал на газон, находившийся слева от меня. Там стояли два пухлых ребенка и смотрели на нас. Их пальцы были выпачканы в шоколаде.
– Невелика трудность, – сказал я. – Я привезу покрышку и камеру.
– Только если сам хочешь. Уже довольно поздно.
– Ничего, не волнуйся, – сказал я.
– Мифтер? – сказал маленький мальчик, облизывая пальцы.
– Что? – спросил Эрни.
– Мама сказава, эта мафына кака.
– Да, – подтвердила девочка. – Кака-бяка.
– Кака-бяка? – переспросил Эрни. – Умно, ничего не скажешь. Твоя мама, наверное, философ?
– Нет, – ответила девочка. – Она Каприкорн. А меня зовут…