Сейчас он консультант по мелочам в – Эйч-энд-Эйр. Раньше он работал финансовым поверенным в самой крупной архитектурной фирме Питсбурга, но после инфаркта должен был уйти оттуда. Он хороший человек.
– Да, купил.
– Она и вправду так плоха, как ты говорил?
– Хуже. Где мама?
– Творит.
Мы оба прыснули со смеху, а потом устыдились этого и стали смотреть в разные стороны.
Моя мама всю жизнь работала зубным врачом, но четыре года назад открыла в себе талант писательницы. Она стала сочинять стихи о цветах и рассказы о добрых старых людях, доживших до осенней поры своей жизни. Иногда, правда, она переходила на реалистический жанр и производила на свет какую-нибудь историю о молодой девушке, сначала искушаемой желанием попытать счастья, но потом решающей, что было бы неизмеримо лучше сохранить ЭТО до брачного ложа. Как раз летом она записалась на писательские курсы в Орлике – где преподавали Майкл и Регина – и теперь составляла книгу, которую назвала «Рассказы о Любви и Красоте».
Несмотря на это, она для меня была и остается самой лучшей мамой, а для отца – самой лучшей супругой. Увы, порой мы подтрунивали над ней, и в наше оправдание я могу сказать только то, что мы никогда не смеялись ей в лицо. Я знаю, это довольно жалкое оправдание, но все-таки лучше, чем ничего.
– Ты показался мне мрачным, когда вошел, – сказал отец. – С Эрни все в порядке?
– А что с ним может произойти? – спросил я и пошел ставить на плиту кастрюлю с супом, которую видел в холодильнике. – Он купил машину, это оказалось ошибкой, но с самим Эрни все в порядке. – Конечно, я врал, но есть вещи, о которых не хочется говорить даже своему отцу, как бы он ни преуспел в великом американском призвании отцовства.
– Иногда люди должны на собственном опыте убедиться, что совершили ошибку, – сказал отец.
– Ну, – ответил я, – надеюсь, скоро он в этом убедится. Он поставил машину к Дарнеллу и будет платить за нее двадцать долларов в неделю, потому что его родители не хотят, чтобы она стояла у них дома.
– Двадцать долларов в неделю? Только за стоянку? Или за стоянку и инструменты?
– Только за стоянку.
– Это самый настоящий грабеж.
– Угу, – сказал я, отметив про себя, что отец не сопроводил свое заключение предложением поставить машину у нас.
– Хочешь сыграть партию в крибедж?
– Пожалуй, – согласился я.