Жарче всех, само собой, спорил Аким, постоянно поминая своего
«универсального солдата». В какой-то миг он вдруг прервался на
полуслове и замер с поднятым вверх пальцем от пришедшего ему
очередного озарения. Все подумали, что он опять что-нибудь выдаст,
но к общему удивлению до самой блинной он не произнес больше ни
слова.
Когда они уже сидели в заведении Иваныча, уминая блины со
сметаной, Аким торжественно достал из своей объемной котомки
какой-то тяжелый сверток и бухнул его на стол.
- Есть у меня хорошая новость для нашего Коротка, - самодовольно
объявил он.
Короток зарделся, горящим взором уставился на сверток, потянулся
к нему измазанной жиром рукой.
- Не так быстро, - Акима отодвинул сверток от Мышонка, - Сначала
небольшое вступление.
Короток руку нехотя убрал, но взгляда от свертка не отвел.
- Итак, чтобы подобрать подходящее оружие для нашего Мышонка мне
пришлось изрядно повозится и повспоминать различные виды вооружений
со Старшей Сестры, – произнес Аким торжественно, - Вашему вниманию
предлагается одно из самых смертоносных вооружений, какие видели
небеса под названием «вуалятор универсальный».
Акима медленно развернул тряпицу и взглядам парней открылся
тяжелый шипованный шар, соединенный с деревянной рукоятью куском
короткой толстой веревки.
- Так это же кист… - радостно начал Вершок, но чья-то нога
заботливо пнула его под столом, заставив заткнуться. Вася сделал
страшные глаза и показал Вершку кулак. Вершок понял лишь, что ему
велено молчать, хотя и не понял почему. Он пожал плечами и, потеряв
к оружию интерес, потянулся ложкой к крынке со сметаной.
- Владей, - сказал Аким Коротку, пододвигая к нему
«чудо-оружие».
Короток зачарованно его разглядывал. Он любовно поглаживал
смертоносные шипы на шишаке, не замечая, как пальцы пачкаются в
саже, не отмытой после обжига.
- Валя-я-ятор! – мечтательно протянул он.
- Название данного оружия, - вуалятор, произошло от французского
«вуаля», что в переводе означает: «раз и готово», - сказал Аким и
для наглядности примера добавил в виде стиха, - Не бойся ножа, а
бойся вилки, один удар – четыре дырки!
Вершок, который все это время трескал блины, и, казалось, не
обращал на происходящее никакого внимания, вдруг замер. Пораженный
красотой стиха он сидел, уставившись на ложку в своей руке, а потом
вдруг заговорил, подражая Акиму: