Берег выглядел пустынным и совершенно безобидным. Всё те же чёрные обломки скал, всё те же белые иссохшиеся, словно покрытые соляным раствором деревья. Прищурившись, я даже разглядела две кучки: мою и Игвилля одежду.
Постойте, Игвилля?
В груди толкнулось беспокойство. Ударило в сердце, разгоняя ритм. Какого чёрта мой вождь не оделся, выйдя на берег? Или я всё поняла не так, он лежит себе на песочке и загорает, а мне просто велел покупаться подольше, чтобы волосы вылезли с гарантией?
Но как бы я ни присматривалась, Игвилля не видела ни стоящим, ни сидящим, ли лежащим. И не только Игвилля, там вообще никого не было.
Пожав плечами, я решительно направилась к берегу. Уже шлёпала ногами по мелководью, когда из ниоткуда раздался мощный крик:
– Уходи!
Но было уже поздно. Я застыла, а в следующий миг тело оплели сияющие коричневые сети. С глаз словно сдёрнули пелену, и я увидела на песке сражающихся людей. Запахло густым медным запахом крови.
Игвилль, нашпигованный короткими острыми стрелами, как ощетинившийся дикобраз, покачиваясь, оставляя кровавые следы на песке, пёр в сторону неизвестных. Он был по-прежнему полностью обнажён, но не казался от этого слабым или беззащитным, напротив – это была мощь ожившей статуи Геракла, подавляющая и внушающая страх.
Человек шесть или семь мужчин натягивали арбалеты и отступали, явно стараясь держаться от него подальше. На моих глазах неведомая сила выхватила одного из нападающих, пронесла его, безудержно орущего, в воздухе и размозжила голову о ближайшую скалу.
Меня согнуло тошнотворным спазмом. Осквернив священное озеро содержимым своего желудка, я разогнулась.
И совершенно зря, потому что на этот раз в поле зрения попали ещё два трупа: один у кромки воды, судя по одежде, тоже из бандитов – валялся с оторванной головой, кровь хлестала из обрубка шеи, – и один вдали, там, откуда мы пришли – мужик из нашей охраны. Он тоже был безнадёжно мёртв. Развороченная грудь не оставляла сомнений.
Мне стало дурно. Я цивилизованный человек, всю жизнь прожила среди цивилизованных людей, и видеть такую бойню не привыкла. Захотелось закрыть глаза, зажать уши и нос и взмолиться, чтобы это оказался всего лишь страшный сон.
Но в покое меня оставлять никто не собирался. Сети вздрогнули, натянулись, и меня стали подтягивать, как выловленную из моря русалку. Я рванулась, но только зашипела от боли, когда грубо сделанные верёвки впились в кожу.