В «Приглашении на казнь» каждый герой почти мизантропически подбирает круг общения: новоприбывший Пьер легко находит общий язык с начальством через издевательство над их подчиненными и заключенными. Тюремщик Родион постоянно приносит мух и бабочек пауку, которого подкармливает. Это можно сравнить с тем, как своевременно попадают в тюрьму люди, и проводником их является тупое, неведающее и несправедливое обвинение. Цинциннат был не приговорен к смертной казни, а приглашен на свою казнь. Однажды Родион принес пауку большую черную ночную бабочку, но она вырвалась из его рук, не хотела подчиняться такой имитации судьбы. Каждый раз, когда Родион приносит какую-нибудь пищу своему пауку, Цинциннат соблазняется надеждой, в которой разочаровывается, стоит только ему ухватиться покрепче за нее. Механизм обретения и отталкивания обманчивости надежды прекращается после слов Родиона, обращенных к пауку: «будет с тебя… нет у меня ничего». Порядок, в который Родион встраивает Цинцинната, разрушается. Главная добыча паука, ночная бабочка, не дается ему и вырывается из рук тюремщика. Та же преступная незаполненность, что и у К., «прозрачность» Цинцината служит причиной его заключения в тюрьму. Цинциннат – свободное место, не занятое значениями, которые вменяет ему мир. Форма существования Цинцинната – быть не пойманным в символическую паутину, сохранять «свободу» от символического порядка.
Цинциннат имеет дело только с книгами, которые редко приносит ему библиотекарь и с собственными рукописями. Большее общение ему противно и не нужно, да никто и не принял бы его. И этим он кардинально отличается от К., который пытается выяснить, как приблизиться к Замку через рассказы других. Цинциннат же обрывает все разговоры о жизни в тюрьме, будь то рассказы Пьера-палача о себе, разговор с Родригом Ивановичем, или предложения Марфиньки, навещавшей его. По мере сгущения вокруг Цинцинната неприятия окружающими, нарастает пустота в нем самом. К. оказывается засыпан чужими представлениями о замке (проекциями замка), тогда как Цинциннат после каждого круга бесед, в которые пытаются втянуть его обитатели тюрьмы, возвращается в точку: «белый чистый лис бумаги, и выделяющийся на этой белизне очиненный карандаш длинный, как жизнь любого человека, кроме Цинцинната». Почему же «кроме Цинцинната»? Означает ли это, что Набоков намекает нам, что, в отличии от жизни любого человека, которая истачивается как карандаш, есть что-то такое в Цинциннате, что не кончится со смертью? Карандаш стирается, чтобы превратиться в точку. Точку трансформации. Здесь угадывается присутствие некой иерархии, противоположной иерархии тюремной: заключенные – Родион – Пьер – Директор тюрьмы. (Родион имеет возможность говорить как с заключенными, так и с директором тюрьмы и Пьером, но все же остается неуслышанным и не понятым никем. Последние двое живут непотребной и беззаботной жизнью, признавая равными себе только друг друга).