По дороге они почти не разговаривали. Кай удобно расположился на сиденье и несколько часов спал. Он устал за день и уверял, что не бывает лучшего сна, чем в машине, делающей девяносто километров в час, – пусть подобный сон не такой уж глубокий и крепкий, зато это с лихвой возмещается чувством растворения смежных понятий; ты словно перемещаешься оттуда сюда: из смутного сознания, что с быстротою ветра мчишься в машине, – во вневременную скорость летящего сна, прихватывая что-то из одного состояния в другое. Однажды, проснувшись, Кай объяснил это заскучавшему было Пешу как блуждание в хаосе и после такого глубокомысленного оправдания с чистой совестью заснул снова, до тех пор, пока они не начали с грохотом взбираться по въезду к замку Мирамаре.
Ужинали они поздно и заказали столик на террасе. Позади них поблескивали широкие застекленные двери ресторанного зала; впереди, глубоко внизу, поймав последние лучи солнца, еще плыли над темнотой редкие пучки листвы пальмового сада.
Улица Сан-Бенедетто тонула в блеклом свете; свод Главного вокзала горбатился слева над кляксой ночи, которую он ревниво охранял. Далеко позади, во тьме, одиноко висела светящаяся надпись: «Отель „Савой“».
Пеш откинулся на спинку кресла и спросил Кая:
– Как вам понравилась наша машина?
– Хорошая машина.
– Вы еще не раскрутили ее на полную мощность. На следующих гонках надо будет выжать из нее побольше.
Кай кивнул. Пеш выжидающе молчал. Потом он ощупью двинулся дальше:
– До тех пор можно еще основательно потренироваться…
– Конечно, до тех пор рука у Хольштейна уже совсем заживет.
Вмешался Льевен:
– Зачем мы играем в прятки? И зачем вы увиливаете, Кай? Каждый знает, чего хочет другой.
– Так оно и есть, – с улыбкой заметил Кай. – Вы хотите, чтобы я участвовал в гонках на кубок Милана?
– Да, – отозвался Пеш. – Об этом я и хотел с вами поговорить.
– Вы слишком торопитесь. У меня нет желания гоняться. Я приехал сюда всего несколько дней назад и, возможно, через несколько дней уеду опять. Принимая во внимание причины, которые привели меня сюда, трудно загадывать вперед на такой долгий срок – на целый месяц. Я оказался бы связан по рукам и ногам, а именно этого мне хотелось бы избежать.
Пеш не сдавался:
– Я рассматриваю миланские гонки только как прелюдию. Главное, – он сделал внушительную паузу, – это европейский чемпионат, гонки по горной трассе, в которых вы тогда выступили бы от нашей фирмы.