– Нет, не про нас, – ответил Керн и сжал губы.
Они дошли до пансиона. Хозяйка встретила их со смешанным чувством досады и сострадания. Она сразу же выдала им вещи. К счастью, ничего не украли. В тюремной камере Керн решил было, что, придя в пансион, сменит рубашку, но после хождения по улицам не стал этого делать. Подхватив свой потрепанный чемодан, он поблагодарил хозяйку.
– Мне жаль, что мы доставили вам столько неприятностей, – сказал он.
Хозяйка махнула рукой.
– Было бы вам хорошо. И вам, господин Штайнер. Куда вы направляетесь?
Штайнер сделал неопределенный жест.
– Поскачу, как все пограничные кузнечики: от куста к кусту.
С минуту хозяйка колебалась. Затем решительным шагом подошла к стенному шкафчику из орехового дерева. Шкафчик был сделан в виде средневековой крепости.
– Выпейте по рюмочке на дорогу…
Она взяла бутылку и наполнила три рюмки.
– Сливовица? – спросил Штайнер.
Она кивнула и предложила полицейскому также взять рюмку. Тот выпил и вытер усы.
– В конце концов, наш брат только лишь выполняет свой долг, – заявил он.
– Разумеется! – Хозяйка снова наполнила его рюмку. – А вы почему не пьете? – спросила она Керна.
– Натощах не могу…
– Ах вот что! – Хозяйка испытующе посмотрела на него. Ее рыхлое, холодное лицо неожиданно потеплело. – Бог ты мой, ведь парень еще растет, – пробормотала она. – Франци, – позвала она затем. – Принеси бутерброд!
– Благодарю вас, не нужно. – Керн покраснел. – Я не голоден.
Официантка принесла двойной бутерброд с ветчиной.
– Нечего жеманиться, – сказала хозяйка. – Ешьте!
– Хочешь половину? – обратился Керн к Штайнеру. – Мне это много.
– Не разговаривай! Навертывай! – ответил Штайнер.
Керн съел бутерброд и выпил рюмку сливовицы. Затем они простились с хозяйкой. Трамвай довез их до Восточного вокзала. В поезде Керн внезапно почувствовал сильную усталость. Стук колес убаюкивал.
Мимо, словно во сне, проплывали фабрики, дороги, трактиры среди высоких ореховых рощиц, луга, поля. Керн был сыт, и это действовало, как дурман. Мысли стали расплываться. Ему грезился белый дом среди цветущих каштанов, торжественная депутация мужчин и женщин, вручающих ему письмо о присвоении звания почетного гражданина города. Потом померещился какой-то диктатор в военной форме. Диктатор стоял перед ним на коленях и, плача, молил о прощении.