– Не может быть! – удивился Зеггерс. – Я знаю Пройсса…
– Ничего ты не знаешь, – отмахнулся Дениц. – На допросах в гестапо он сознался, что портил гирокомпас умышленно, чтобы не выходить в море… Ну! – И Дениц протянул руку. – Заклепки вам подожмут. Рыцарский крест за мной! Можешь заранее поднять над перископами грязную вонючую метлу – в знак того, что твоя лодка выметет русских из Баренцева моря…
На рассвете полярный океан покатил им волны навстречу. Комбинезоны, вязанные из белой шерсти, уже не спасали от холода. Давно ли, кажется, изнывали от жары, несли вахту в трусиках, словно дачники. А сколько было свежих яиц и апельсинов! Теперь же лодку покрывало инеем изнутри, голые скалы на берегу наводили уныние. Постели мокрые от конденсационной влаги, а одеяла на койках – хоть выжми… Ужасно, ужасно! В плохом настроении Зеггерс дал в Киль шифровку, что они дошли до Нарвика.
Здесь команде выдали особое полярное обмундирование и талоны розового цвета на посещение скромного дома терпимости. Дефицитные проститутки вблизи Арктики тоже выдавались по карточкам – вроде мармелада или маргарина. А перед выходом на позицию к пирсу подъехал грузовик снабжения:
– Эй, на лодке! Принимайте «пакеты спасения»…
«Пакеты спасения» выбрасывались, как торпеды, через аппараты. Это были мешки, заряженные воздухом, мазутом, щепками, обрывками берлинских газет и обыкновенным человеческим калом (самым свежайшим, отлично законсервированным). В случае, если русские начнут слишком нажимать, Зеггерс должен выстрелить таким пакетом, который, всплыв на поверхность, имитирует гибель подлодки. После чего – так подразумевалось – русские отстанут…
В тихую ночь, когда за поворотом каждого мыса мерещится всякая чертовщина, Ральф Зеггерс повел свою пиратскую субмарину в рискованный рейс. Опять потекло с переборок, электрогрелки мало помогали. Чулок фиорда кончился, и вот уже первая волна шибанула подлодку в скулу, будто кулаком. Вторая – легко, словно играючи, влезла на палубу и диким зверем быстро добежала до самого мостика… Полный рот воды! Глаза разъедает от соли и ветра! Неужели так будет теперь всегда? Да, всегда…
– Здесь нам придется жить, – сказал Зеггерс штурману, – на кофе, на коньяке, на сигаретах из испанской махорки… Черт бы побрал этого «папу»! Сам-то он сидит по макушку в акациях! Ах, Лориан, Лориан… Шесть часов в электричке – и ты уже в Париже… Нам, кажется, не повезло!