Брауну снилось, будто он вернулся к башне.
Однако во сне он был гораздо моложе, лет семнадцати-восемнадцати. Отец склонялся над ним (как мистер Браун старший частенько делал при жизни) и увещевал сына: «Не прикасайся к этому, мальчик мой. Не стоит к этому прикасаться».
На самом деле, конечно же, стоило. Так прекрасно было это золотистое невесомое облако, словно перья, вылезающие из подушки, набитой лебяжьим пухом (только если бы это был пух золотых лебедей).
«Но это так приятно, отец», – ответил Браун.
И недовольно проснулся в крохотной спальне, располагавшейся под самой крышей лесного трактира.
Полночь, – настойчиво, хотя и безмолвно объявили его часы.
Теперь он всю ночь заснуть не сможет.
В следующий момент Браун крепко заснул и снова увидел сон.
Текущая золотистая патока… Конечно же, она была сладкой. Он попробовал ее, лизнув, потом глотал снова и снова и не мог насытиться. В детстве он был лишен сладостей, за этим следил его строгий отец.
Единственное затруднение было в том, что патока лилась и на самого Брауна. Он был покрыт ею. Ох, придется же повозиться, но это будет потом. А теперь лучше просто наслаждаться, пока можно. Браун раскрыл рот пошире и с жадностью и нетерпением протянул вперед руки.
Наступил новый день, яркий, как картинка из книжки, и Браун проснулся с резким, даже тоскливым осознанием того, что ему предстоит продолжить свое захватывающее, полное приключений путешествие по Европе. Но, помилуйте, ради чего все это? Будь он писателем, мог бы написать об этом книгу – хоть какой-то смысл. Но он не писатель – и не плейбой, тот тоже не терял бы времени зря, а провел его по своему усмотрению. Но Браун? Ему-то это зачем? Для того, наверное, чтобы потом нагонять на людей скуку, косноязычно делясь обрывками воспоминаний о том о сем. Например, такой ерундой, как небылицы, что рассказывал вчера хозяин трактира. После этого ему снились странные сны. О чем они были? Определенно о каких-то сладостях и о чем-то… золотом? Глупости.
Браун съел свой завтрак в обычном для него молчании, которое не стал нарушать и хозяин. Невозможно было понять, смущен ли он из-за того, что накануне дал волю языку, или с издевкой вспоминает о своем розыгрыше. Не исключено, решил Браун, что хозяин уже и вовсе выбросил это из головы. А может, он потчевал подобными историями каждого постояльца, который с ним заговаривал.