Посещение Эллен оставило тяжелый след в моей памяти – в особенности слова Хоба о том, что у адвокатов есть собственные способы докапываться до истины. Мысль о том, что теперь придется действовать за ее спиной, была мне ненавистна, однако нынешняя ситуация продолжаться дальше не могла.
Наконец перед нами возникли высокие кирпичные башни Хэмптон-корта, поблескивавшие на солнце вызолоченные фигуры львов и разных мифических тварей, венчавшие печные трубы. Я высадился на пристани, которую караулили вооруженные алебардами солдаты. Со стесненным сердцем я посмотрел вдоль широкой лужайки на дворец Вулси[15], а затем показал свое письмо одному из караульных. Низко поклонившись, он подозвал к себе другого стражника и приказал проводить меня во дворец.
Мне припомнился мой единственный предыдущий визит в Хэмптон-корт, к архиепископу Кранмеру[16] после того, как тот был по ложному обвинению заточен в Тауэре. Именно это воспоминание и стало основанием для моего страха. Я слышал, что Кранмер находится в Дувре: рассказывали, что он принимал там парады, сидя в панцире верхом на коне. Удивительный поступок, впрочем, ничуть не более странный, чем многое, что творится в наши дни. Сам король, как я узнал от стражника, пребывал в Уайтхолле, так что, по крайней мере, встреча с ним мне не грозила. Однажды вышло так, что я не угодил ему, a король Генри такого не забывал. Оказавшись перед широким дубовым дверным проемом, я помолился Богу, в которого, можно сказать, уже и не верил, о том, что королева не забудет о своем обещании и предмет ее желания, каким бы он ни был, не окажется связанным с политикой.
По спиральной лестнице меня провели во внешние комнаты покоев королевы. Я откинул с лица капюшон, как только мы оказались в помещении, по которому деловито сновали туда-сюда слуги и сановники, по большей части с кокардой Святой Екатерины на своих головных уборах. Мы миновали следующую комнату, а потом следующую за ней. Во дворце становилось все спокойнее по мере того, как мы приближались к покоям королевы. Здесь видны были знаки свежего ремонта – новой краски на стенах и украшенных причудливыми карнизами потолках. Широкие гобелены так блистали красками, что глазам было почти больно. Укрывавший пол слой тростника сверху был усыпан свежими ветками и травами, и воздух наполняла смесь божественных ароматов: миндаля, лаванды, роз… Во второй комнате в просторных клетках перепархивали с места на место и пели попугаи. Еще в одной клетке сидела и обезьянка: она как раз карабкалась вверх по прутьям, но замерла на месте, уставившись на меня огромными глазами на морщинистом, старушечьем лице. Мы остановились перед еще одной дверью, возле которой находилась стража. Над нею золотом был выложен девиз королевы: «Быть полезным в моих делах». Стражник отворил дверь, и я, наконец, попал в приемную.