Оказавшись снаружи, я заморгал от неожиданно яркого света. Мостовую покрывали градины, блестевшие под снова обретшим голубизну небом. Воздух посвежел, сделался прохладнее… Я осторожно направился прочь, хрустя хрупкими льдинками на ставшей скользкой мостовой. Во дворцовом дворе появились люди, укрывавшиеся от грозы в дверях.
Я решил дойти до дома Барака, который был мне как раз по дороге, и узнать, вернулся ли он. К тому времени, когда я оказался у большого Чарингского креста, град полностью растаял, и земля под ногами была уже лишь слегка влажной. Проходя мимо отличных новых домов богатеев, выстроившихся вдоль Стрэнда, я размышлял об Эллен. Как могло случиться, чтобы ее поместили в Бедлам, не выписав перед этим заключение о безумии? Кому-то заплатили и до сих пор платят за то, чтобы она оставалась там. Насколько я понимал, она вполне свободно могла оставить заведение хоть завтра, но вот парадокс – именно этого она сделать никак не могла.
Я свернул на Батчер-лейн, короткую улочку, по обеим сторонам которой выстроились двухэтажные дома. Барак и Тамасин снимали первый этаж аккуратного домика, покрашенного в приятные глазу желтый и зеленый цвета. Я постучал в дверь, и мне открыла мамаша Маррис, крепкая женщина на пятом десятке лет. Обычно Джейн Маррис пребывала в духе приветливом и уверенном. Но в тот день она казалась озабоченной.
– В порядке ли мистрис Тамасин? – спросил я с тревогой.
– Она-то в порядке! – ответила Джейн несколько резковато. – А вот про мастера так не скажешь.
Она провела меня в опрятную крохотную гостиную, за окошком которой светился яркими цветами сад. Тамасин сидела посреди груды подушек, придерживая руками живот. По лицу ее текли слезы, но выражение на нем было гневным. Посрамленный Джек Барак сидел в жестком кресле возле стены. Я посмотрел по очереди на них обоих:
– Что случилось?
Тамасин бросила яростный взгляд на супруга:
– Вернулся к нам этот офицер. И дураку Джеку хватило ума записаться в армию!
– Что? Но ведь они берут неженатых!
– Это потому, что Джек вел себя вызывающе, – объяснила молодая женщина. – И позволил себе сцепиться с ним. Джек считает, что может поступать, как ему заблагорассудится. Ему все кажется, что он по-прежнему любимый слуга Томаса Кромвеля, а не клерк-юрист.
Барак дернулся: