– Она ж, Ксюша, очень хотела дать тебе отчество по своему отцу, но не получилось.
Варвара Семеновна как-то сразу остановилась, быстро взглянула на супруга. Похоже было, что она собиралась что-то ещё добавить, но передумала, не зная, как Николай Степанович к этому отнесется. Тот же, отодвинув от себя чашку, сказал:
– Покажу я тебе, Леонтий, фотографии и кое-какие бумаги о наших прошлых самарских делах. Может тебя что-то и заинтересует.
У этого Николая Степановича было до черта всяких папок одна толще другой. Были и старые фотографии. Когда я увидел фотографию своего деда и моей матери, то прямо-таки остолбенел. Да, мать моя была красива, даже очень. Но две её фотографии в молодости я уже видел и тут особенно удивляться было нечему. Но вот дед – я был похож на него один к одному: тот же нос, какой-то хищный, на кончике чуть вздернутый, по габаритам в чем-то устрашенный. Удлиненный овал лица тоже от деда. Мой фас смягчался лишь глазами и мягким подбородком – это, конечно от маменьки и на фотографиях все это явно проступало.
– Послушайте, Николай Степанович, разве такое может быть, чтобы сын был настолько в деда? Как выглядел мой настоящий батя?
– Да не знаю я. Я этого заезжего молодца не видел – я же говорил тебе. А то, что внук очень похож на своего деда – такое часто случается.
Впечатление было настолько сильным, что я как-то не сразу стал просматривать эти самые папки, которые Николай Степанович охотно разложил передо мной. Надо сказать, что бумаги, которые хранились в этих папках, были какие-то странные и, пожалуй, недобрые. Множество фамилий, некоторые знакомые – это были самарские революционеры, в честь которых назвали многие улицы Самары, которая не так давно именовалась Куйбышевым. Об этом Куйбышеве Валерьяне тоже было что-то написано. Но с этим человеком ничего особенного не произошло и я не стал читать некоторые подробности его биографии. Интересно здесь было то, что многие самарские революционеры после захвата власти большевиками через короткое время изгонялись со своих высоких постов – кто куда: одних в ссылку или в тюрьму, другим давали расстрельную статью. Обвиняли черт знает в чем. И этих, в недалеком прошлом, вроде бы, верных новым идеям людей, в короткое время превращали в злейших врагов. Какая-то рабочая оппозиция, какая-то анкета, не подходящая в классовом отношении. Стреляли людей, как зайцев. На Сенной было убито до двадцати замаскированных врагов.