Увы, та история по большей части не знакома миру. Уже тогда, в первые месяцы нашего знакомства, я собирала секретную информацию для Ирен, ибо не было никаких сомнений в том, что она спасла меня от участи куда более страшной, чем столкновение с уличным беспризорником. Ирен была убеждена в том, что Годфри Нортон знает местонахождение пропавшей реликвии королевы Марии-Антуанетты, который примадонна пыталась разыскать по заданию американского ювелира мистера Тиффани. Поэтому мне была отведена роль шпионки при Нортоне и, по совместительству, его машинистки.
Стоит ли упоминать, что под конец истории мистер Тиффани выкупил у Ирен обнаруженные ею драгоценности французской короны, Ирен и Годфри поженились, и мы втроем обосновались во Франции, причем на тот момент и моя подруга, и мой бывший наниматель считались погибшими в железнодорожной катастрофе!
И вот теперь я в Париже, веселом и грешном сердце Франции, разглядываю сообщников Марии-Антуанетты в ее преступлениях против народа: картины, изображающие бледных, красноносых, разодетых в пух и прах французских аристократов давно минувших лет. Портреты этой изысканной компании в накрахмаленных париках, сплошь в резных позолоченных рамах, покрывали почти все стены, нарядные, словно подарки ко Дню святого Валентина.
Посреди всей этой – что ж, французы иногда умеют метко подобрать словечко (в конце концов, кому как не им знать толк в излишках) – посреди всей этой frou-frou[15] я наконец заметила живого человека из плоти и крови, юную девушку.
Она одиноко сидела посередине очень длинного, обитого гобеленовой тканью дивана в стиле Людовика Четырнадцатого с таким количеством позолоченных ножек, будто это был не диван, а гусеница, случайно пробежавшая по столу мастера сусальной позолоты.
Меня поразили огромные, глубоко посаженные глаза на овальном лице с выразительным подбородком и густыми бровями. Ее темные локоны были уложены в прическу куда более замысловатую, чем забранные вверх волосы Ирен, а по-девичьи тонкую фигуру обтягивал корсаж нежно-розового вечернего платья с глубоким вырезом и почти без рукавов. Она выглядела свежо и бодро, как любая английская девушка восемнадцати лет. Помнится, одна из моих бывших воспитанниц, милая Аллегра Тёрнпенни…
Разумеется, примадонна в своем темном мужском костюме не преминула прервать мои воспоминания, испортив идиллическую картину.