Как меня зовут, я не знала, зато знала, что ненавижу больницы. Их холодные стерильные стены пахли дезинфекцией и отчаянием. Помощник шерифа Роуд передал меня врачам и уехал сразу, как только они начали осмотр: проверили мои зрачки, сделали рентген, взяли кровь на анализ. Медсестра наложила повязку мне на голову и обработала многочисленные раны. Меня поместили в отдельную палату, поставили капельницу с «жидкостью, которая поможет мне улучшить самочувствие», и оставили одну.
Неожиданно появилась медсестра с тележкой, на которой было разложено множество инструментов зловещего вида и стоял фотоаппарат. А для чего здесь нужна камера?
Она молча сложила в мешок мою одежду, выдав мне взамен больничную сорочку из грубой ткани, в которую я должна была переодеться. Глядя на меня, она улыбнулась так же, как до этого улыбался помощник шерифа. Ее улыбка была фальшивой, но хорошо отработанной.
Такие улыбки были мне знакомы и вызывали лишь отвращение. От них я начинала чесаться.
– Пока мы ждем результат рентгена, нам нужно взять у вас еще несколько анализов, милая. – Она мягким осторожным движением опустила мои плечи на жесткий матрас. – А кроме этого, нам надо сфотографировать ваши раны.
Глядя на белый потолок, я почувствовала, что мои легкие не в состоянии сделать полный вдох. А когда женщина словно пригвоздила меня к койке, дышать стало еще тяжелее. Это сильно озадачило и даже потрясло меня. Такая неловкая поза. У меня перехватило дыхание. Эта мысль не была связана с настоящим, но вот раньше… раньше чего?
– Расслабься, милая. – Медсестра отпустила меня и встала рядом с тележкой. – Полиция связывается с соседними округами, выясняя, поступали ли к ним заявления о пропавших людях. Они скоро найдут твою семью.
Она взяла что-то длинное и тонкое, блестевшее под лучами яркого, но какого-то мертвенного света, а через две минуты у меня по щекам потекли слезы. Сестра была явно привычна к таким сценам – она сделала свое дело и, не сказав ни слова, вышла из палаты. Я свернулась в комок под тонким одеялом, притянув коленки к груди. В таком положении и без единой мысли в голове я лежала до тех пор, пока не заснула.
Во сне я падала – это было бесконечно долгое падение в темноте; я падала снова и снова. Мне слышались крики – такие пронзительные, что волоски на теле вставали дыбом, – а после криков наступала тишина, и на ее фоне появлялся мягкий убаюкивающий звук, который меня успокаивал.