Врача вызывали? - страница 33

Шрифт
Интервал


«Сватовство гусара», или Лекарство от простатита

Бойцы стройотряда студентов-медиков построены, знамя призывно трепещет на флагштоке, солнце медленно катится за горизонт. Командир, Юра Семёнов, важно ходит перед строем, заложив руки за широкую спину. Он долго и нудно объясняет, что бойцу стройотряда делать дозволено, а главное – что запрещено. Ребята прозвали его – Конь Троянский. Конём – за внушительные габариты, а Троянским за то, что, будучи готовым помочь всегда и во всём, он с лёгким сердцем, совершенно не сомневаясь в правильности пути, мог и заложить. Причём действовал Юра в обоих случаях искренне, без малейших угрызений совести, чисто по идеологическим соображениям. Он был действительно убежден, что идёт верным путём к победе коммунизма во всём мире. Однако представления о светлом будущем, а также о самой идее, за которую он был готов сражаться до последней капли пролетарской крови, довольно расплывчаты и противоречивы. И в результате поведение Коня было довольно непредсказуемым. Он вполне мог повторить подвиг Павла Морозова и при этом чувствовать себя настоящим героем.


К огромному сожалению бойцов, выяснилось, что кроме как работать практически ничего делать нельзя. Ни купаться в местной речке Переплюйке, ни распивать спиртные напитки, ни самовольно отлучаться из расположения лагеря. Особенно после отбоя! Разумеется, были реальные причины для таких серьёзных ограничений. За время работы стройотряда по Союзу набиралось достаточное количество несчастных случаев. Студенты действительно тонули, дрались по пьянке с местными аборигенами, падали с высоты, трогали оголенные провода под высоким напряжением и т. д. и т. п.

– Если вечером кого-нибудь замечу за пределами лагеря – пусть сразу собирает чемодан! Я за вас сидеть не собираюсь! – стращал Конь.

– Bruta fulmina (Пустые угрозы, лат.), – шепнул Бродяга Толяну.

Но тут командир словно почувствовал, что народ слабо верит его горячим обещаниям, и добавил:

– И чтоб никто не сомневался! Я позабочусь, чтоб в институт нарушители дисциплины не вернулись!

Потом, решив немного разрядить обстановку, пошутил:

– Нечего семенной фонд разбазаривать. Все свободны!


Конь Троянский в армии был прапорщиком. Отслужив, устроился на мясокомбинат и там однажды чисто случайно увидел санврача за работой. Опытный специалист сделал небольшой круг почёта по цеху готовой продукции. Лениво показал взглядом, чего не хватает ему для полного счастья, и ушёл с начальником цеха в кабинет. Юран лично видел, как туда понесли коньяк, всякие разносолы, ветчины и колбаски. А немного погодя – ароматный кофе. Через час с небольшим санврач медленно, с чувством собственного достоинства и глубокого морального удовлетворения вышел из кабинета. Лицо его приобрело выражение неземного блаженства, а ещё недавно тощий портфель раздулся, как удав после обеда. Неожиданно Юран понял, что это и есть его заветная мечта, что, сам того не осознавая, он стремился к ней всю жизнь. Цель была высока и труднодостижима, но игра стоила свеч. Естественно, дорога к ней была не простой – деньги, подготовительное отделение, снова деньги… Наконец, голубая мечта сбылась. И Юран, выплёвывая осколки зубов, грызёт гранит науки. Учиться в мединституте, мягко говоря, трудно. Одна латынь чего стоит. Потом анатомия, гистология, физиология, биохимия – это всё азбука. Её необходимо выучить, чтобы на следующем этапе суметь воспринять фармакологию, терапию, хирургию и прочее, прочее. Юре было труднее всех. Разница в возрасте с большинством студентов достигала лет восьми, а то и десяти. Он знал, как снять часового, как развести костёр в проливной дождь или списать две тонны только что полученной соляры. Но в учёбе по сравнению со вчерашними школьниками Юран был слаб и беспомощен, как майский жук, перевёрнутый на спину. Если ребята заваливали экзамен, то потому, что просто не открывали учебник. А Юра не сдавал, потому что не сумел выучить, не осилил. У Юрана сформировался стойкий комплекс неполноценности. В результате подойти к нормальной девушке и познакомиться – вдруг стало страшновато. В институте он в основном молчал. Придя в общагу, наскоро перекусывал и сразу садился за книги. Никакой личной жизни, никакого досуга…