При этих словах ропот за стеной превратился в бурю. Всюду раздавались проклятия и богохульства. Возгласы: «Тысяча чертей!», «Бог и все его ангелы!», «Смерть и преисподняя!» – повисли в воздухе. Д’Артаньян глазами искал, нет ли какой-нибудь портьеры, за которой он мог бы укрыться, и ощущал непреодолимое желание забраться под стол.
– Так вот, господин капитан! – воскликнул Портос, потеряв всякое самообладание. – Нас действительно было шестеро против шестерых, но на нас напали из-за угла, и раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас были убиты наповал, а Атос так тяжело ранен, что не многим отличался от убитых; дважды он пытался подняться и дважды валился на землю. Тем не менее мы не сдались. Нет! Нас уволокли силой. По пути мы скрылись. Что касается Атоса, то его сочли мертвым и оставили спокойно лежать на поле битвы, полагая, что с ним не стоит возиться. Вот как было дело. Черт возьми, капитан! Не всякий бой можно выиграть. Великий Помпей проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который, как я слышал, кое-чего стоил, – бой при Павии[27].
– И я имею честь доложить, – сказал Арамис, – что одного из нападавших я заколол его собственной шпагой, так как моя шпага сломалась после первого же выпада. Убил или заколол – как вам будет угодно, сударь.
– Я не знал этого, – произнес г-н де Тревиль, несколько смягчившись. – Господин кардинал, как я вижу, кое-что преувеличил.
– Но молю вас, сударь… – продолжал Арамис, видя, что де Тревиль смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, – молю вас, сударь, не говорите никому, что Атос ранен! Он был бы в отчаянии, если б это стало известно королю. А так как рана очень тяжелая – пронзив плечо, лезвие проникло в грудь, – можно опасаться…
В эту минуту край портьеры приподнялся, и на пороге показался мушкетер с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.
– Атос! – вскрикнули оба мушкетера.
– Атос! – повторил за ними де Тревиль.
– Вы звали меня, господин капитан, – сказал Атос, обращаясь к де Тревилю. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. – Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний, сударь!
И с этими словами мушкетер, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет. Де Тревиль, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему.