Даже эти лекции Сансет любила – на те
два-три дня, что требовались на то, чтобы пересечь Эквестрию на
поезде, Селестия переставала быть принцессой. Не осаждали ее
просители и политики, не увивались аристократы и парламентарии, не
ждала в кабинете гора скучных бумажек, которые надо подписать еще
вчера.
На эти дни всемогущая богиня Солнца
становилась просто матерью.
Обезьяны умудрились испортить даже
поезда. Их машины не пахли детством – ни угля, ни тяжелого железа,
ни пахучего технического масла, только стерильная жесть,
электричество и гипоаллергенная обивка сидений из искусственной
кожи (хоть это хорошо – сидеть на настоящей Сансет до сих пор не
привыкла). Даже привычный и умиротворяющий перестук колес и тот
исчез – дурацкие бесшовные или «бархатные» рельсы.
Свое раздражение пони топила в
привычном - учебе, продираясь сквозь хитросплетения теории струн и
мультивселенной. Толстая, непритязательная в оформлении книжка
британского математика Бернарда Карра временами скручивала ее
несуществующий рог в крендельки, но она все еще не оставляла
надежду, что среди кучи сухой теории сможет найти крупинки,
применимые к суровой реальности, и сделать что-то с гребанным
порталом.
Она до сих пор иногда возвращалась в
Кантерлот, чтобы под покровом ночи проверить ту или иную идею. Пока
из всех результатов – пять наборов противоречивых данных, которые
можно было интерпретировать четырьмя разными способами.
Наконец, она прибыла на место. Поезд
противно прогудел, приближаясь к платформе, замелькали по сторонам
знакомые пейзажи: невысокие старые дома, блестящие под лучами
заходящего солнца черепичные крыши… почти Кантерлот, только
побольше и не такой витринно-прелестный. Очень скоро аккуратные
пригороды сменились невыразительными высотками центра города.
Какими бы ярко-освещенными и оживленными даже в такой поздний час
ни были города людей, Сансет до сих пор не могла привыкнуть к ним –
слишком уж вросли ей в душу эквестрийские города – нарядные и
открытые. Местный Кантерлот во многом соответствовал ее вкусам,
остальные… нет. Душные, замкнутые, серо-неоновые и переполненные,
они напоминали пони странной любви подземных городов Алмазных собак
за духоту и переполненность и грифоньих «гнезд» за высокие башни и
серый камень.
Так, в глухой тоскливой ностальгии по
Эквестрии, она сошла с поезда, поймала такси и приехала на окраину
города, в квартал дешевых мотелей, грязных баров, складов и фабрик.
«Трущобы» - еще одно понятие, которое в Эквестрии просто не
существовало. Там она без труда нашла глухой темный тупичок,
спряталась за мусорными баками и благополучно телепортировалась
домой, оставив за собой свежий маячок.