– Ста-лин! – любовно протянул Саня, ковыряя в носу пальцем, – вот и нету его, отца родного!
Гример неловко слез вниз, и тут же по приказу Феоктистова гроб обложили цветами, пунцовыми гвоздиками и красными, точно свежая кровь, розами.
Никита Сергеевич старался ничего не упустить, Феоктистов неизменно следовал за ним. Они еще раз прошлись по залу, зашли с тыльной стороны постамента. Хрущев пытался качать тяжелую конструкцию, но она даже не шелохнулась. Убедившись в надежности помоста, Никита Сергеевич отошел в центр зала и оттуда уставился на покойника. Никогда уже он не тыкнет, не взглянет по-змеиному своими азиатскими глазами, не ухмыльнется, не скажет на украинский лад: Микита!
– А где ордена? – вдруг сообразил Хрущев, разглядев у подножья ряд ровненько выложенных атласных подушечек, предназначенных для наград.
– Забыли! – растерянно проговорил Феоктистов.
Секретарь ЦК выругался.
– Вы что, рехнулись? Быстро за орденами, скоро прощание начнется!
Перекрывая все голоса, грянул оркестр. Хор запел, кто-то громко заплакал, кто-то высморкался.
– Пусть тише поют, ведь похороны, – указал председатель похоронной комиссии.
Хрущева пригласили к телефону.
– Как у вас? – звонил Маленков.
– По плану.
– Мы к шестнадцати будем.
Прощание со Сталиным начиналось в шестнадцать часов.
– Не беспокойся, Егор, я на месте.
– Спасибо тебе, – поблагодарил председатель Совета министров и добавил. – Надо Иосифа поскорей в последний путь отправить.
– Отправим, не переживай. Господь его уже прибрал, ты понапрасну волнуешься. А ритуал соблюсти обязаны.
– Ритуал! – вздохнул Маленков.
С обеих сторон у постамента встали по четыре солдата в фуражках с боевым оружием на плече. У каждого солдата на левой руке была траурная повязка. Солдаты застыли как вкопанные. В седьмой подсобке, отданной военному караулу, наряд сотрудников МГБ загодя осмотрел карабины. В каждом предусмотрительно не действовал затвор, чтобы ружье не могло стрелять. Оно и правильно, безопасность прежде всего! Только проверенные, самые надежные работники допускались на подобные мероприятия, имея при себе боевое оружие.
Москву заполонили военные, сотрудники Министерства внутренних дел и государственной безопасности. Милиция пешая, конная, особенно конная, ведь всаднику легче управлять движением масс, стояла на каждом шагу. В центре города развернули два кольца оцепления, не считая перегороженных грузовиками улиц, куда не допускали случайных людей. Проход тут был разрешен по специальным пропускам. Красные пропуска выдавали иностранным дипломатам, за которыми даже в такое нелегкое время нужен был глаз да глаз. Зеленые – гостевые, раздали работникам ЦК, Совета министров, депутатам, номенклатуре по утвержденному списку. Оранжевые получили члены почетного караула. Почетный караул должен был выстраиваться возле гроба усопшего, по восемь человек с каждой стороны. Любопытно, что иностранные гости разворачивались к гробу лицом, а советские граждане – наоборот, поворачивались к гробу спиной. Стояли в почетном карауле неимоверно долго – целые три минуты. Существовали еще и белые карточки для прохода, они предназначались техперсоналу: музыкантам, артистам, врачам, и так далее. С голубыми пропусками вышагивали сотрудники спецохраны, с синими бегали журналисты.