От раздумий о намерении к знанию
Вчера, работая здесь, на острове Мауи, над этой книгой, я пришел к знанию, которое постараюсь донести до вас. Из моря вытащили женщину, японку.
Она нахлебалась морской воды, и ее тело раздулось. Я в числе прочих склонился над ней, пытаясь сделать искусственное дыхание, а ее многочисленные японские друзья уже оплакивали свою спутницу, глядя на бесплодные попытки оживить ее.
Вдруг я почувствовал мимолетное присутствие духа этой женщины, парящего над телом и наблюдающего за нашими попытками спасти утопленницу. Я ощутил присутствие блаженной, умиротворяющей энергии и каким-то непостижимым образом понял, что эта женщина уже не оживет, что она больше не привязана к телу, которое исполненные самых благих намерений люди, включая меня, пытаются вернуть к жизни.
Это осознание заставило меня встать, сложить руки и безмолвно помолиться за нее. Мы с ней были друг другу совершенно чужие, даже говорили на разных языках, но я чувствовал связь с ней. Я ощущал умиротворение, зная, что ее дух и мой как-то взаимосвязаны в тайне мимолетно-эфемерной природы наших физических жизней.
Я пошел прочь, и мои мысли по поводу увиденного были отнюдь не мрачными. Напротив, я чувствовал и знал: то, что дух этой женщины покинул ее безжизненное, распухшее тело, было необъяснимой, но неотъемлемой частью идеального божественного порядка. Я не мог этого доказать. У меня не было научных свидетельств. Но я не просто думал так – я знал. Это пример того, что я называю молчаливым знанием.
Прошло уже 24 часа, а я все еще ощущаю присутствие этой женщины. В «Силе безмолвия» Карлос Кастанеда описывает молчаливое знание как «нечто присущее всем нам. Нечто обладающее полной властью, полным знанием всего. Но это нечто не способно мыслить и потому не может сказать, что знает… Человек отказался от безмолвного знания в пользу мира рассудка. Чем сильнее он цепляется за мир рассудка, тем более эфемерным становится намерение».
Поскольку намерение представляется в данной книге как невидимое поле энергии, присущее всякой физической форме, оно, следовательно, является частью необъяснимого, нематериального мира Духа. Дух ускользает от наших попыток объяснить и описать его, потому что это мир, где нет начала и конца, нет границ, нет символов, нет формы. Таким образом, слова, служащие символами для сообщения нашего опыта жизни в физическом мире, не могут объяснить Дух так, как они объясняют физический мир.