– Ты вроде десантника, что ли? – спрашивает Шафто, перебивая бормотания Рыжего.
– Нет. Я живу в горах.
– Да? И что ты там делаешь, Рыжий?
– Наблюдаю. И говорю по рации шифром. – Снова начинает бормотать.
– С кем ты говоришь, Рыжий?
– Сейчас по-латыни или по рации шифром?
– И то, и другое, наверное.
– По рации шифром – с нашими.
– С кем с нашими?
– Долго объяснять. Если выживешь, может, познакомлю с кем-нибудь из них.
– А сейчас по латыни?
– С Богом, – говорит Рыжий. – Соборую тебя, на случай, если не выживешь.
Тут Шафто вспоминает про остальных и почему хотел встать.
– Эй! Эй! – Силится приподняться, понимает, что это невозможно, пробует извернуться. – Эти сволочи грабят трупы.
Взгляд не фокусируется. Приходится выковыривать из глаза песок.
Вообще-то все прекрасно фокусируется. То, что казалось ему стальными бочками, стальные бочки и есть. Туземцы выкапывают их из песка руками, по-собачьи, и катят в джунгли.
Шафто отключается.
Когда он приходит в сознание, на берегу ряд крестов – палок, связанных лианами, опутанных цветами. Рыжий заколачивает их прикладом. Стальных бочек на берегу нет, туземцев почти тоже. Шафто нужен морфий. Он говорит об этом Рыжему.
– Если ты считаешь, что тебе нужен морфий, просто подожди. – Рыжий бросает винтовку туземцу, подходит к Шафто и взваливает его себе на спину. Шафто кричит от боли. Над головой проносятся несколько японских истребителей – «Зеро».
– Меня зовут Енох Роот, – говорит Рыжий. – Можешь звать меня «брат».
Как-то утром Рэнди поднимается рано, долго мокнет под горячим душем, потом встает перед зеркалом и зверски сбривает бороду. Он раздумывал, не поручить ли эту работу специалисту – парикмахеру в гостиничном холле, но сейчас его лицо откроется взглядам впервые за десять лет, и Рэнди хочет первым увидеть результат. Сердце бешено стучит, отчасти от первобытного страха перед лезвием, отчасти от предвкушения. Похоже на сцену из какого-нибудь слезливого старого фильма, где пациенту наконец снимают с лица бинты и протягивают зеркало.
Первое впечатление – сильнейшее дежа-вю, как будто последних десяти лет не было и сейчас их придется переживать заново.
Потом Рэнди замечает, что его лицо изменилось с тех пор, как последний раз дышало светом и воздухом. Странно: перемены не то чтобы к худшему. Рэнди никогда не считал себя красавцем и никогда особо не убивался. Однако сочащееся кровью лицо в зеркале гораздо симпатичнее того, что десять лет назад скрыла щетина. Похоже на взрослое.