– Я тебя не знаю. У тебя есть имя?
– Смотря в каком смысле, синьор. Что касается известности, то имя мое вам так же неизвестно, как имя какого-нибудь подкидыша.
– Если твой хозяин известен не более, чем ты сам, не трудись передавать его письмо.
– Немногие в республике Святого Марка имеют такое происхождение и такое будущее, как герцог святой Агаты.
Надменное выражение исчезло с лица браво.
– Если ты от дона Камилло Монфорте, что же ты сразу не сказал мне об этом? Что ему угодно?
– Я не знаю, ему ли угодно то, что содержится в этих бумагах, или кому другому, но мой долг обязывает меня вручить их вам, синьор Якопо.
Письмо было принято спокойно, хотя взгляд, который остановился на печати и надписи, легковерный гондольер мысленно сравнил со взглядом тигра, учуявшего кровь.
– Ты говорил о каком-то кольце. Ты принес мне печать своего хозяина? Я не привык верить на слово.
– Святой Теодор свидетель, что оно у меня было! Будь оно даже тяжелее меха с вином, я бы все равно с радостью принес вам этот груз, но боюсь, что тот, кого я ошибочно принял за вас, синьор Якопо, теперь носит это кольцо на пальце.
– Ну, об этом ты рассказывай своему хозяину, – холодно сказал браво, вглядываясь в оттиск печати.
– Если вы знакомы с почерком моего хозяина, – поспешно заметил Джино, который дрожал за судьбу письма, – то сможете убедиться, что письмо написано им. Ведь немногие знатные господа в Венеции да, пожалуй, и во всей Сицилии умеют так искусно действовать пером, как дон Камилло Монфорте; мне бы никогда не написать и вполовину так хорошо.
– Я человек необразованный и никогда не учился разбирать почерки, – признался браво, ничуть при этом не смутившись. – Если ты так хорошо разбираешься в правописании, скажи мне, что за имя написано на конверте.
– Никто не услышит от меня ни слова о тайнах моего хозяина, – ответил гондольер, гордо вскинув голову. – Достаточно и того, что он доверил мне это письмо, и я никогда не отважился бы даже заикнуться о чем-либо еще.
При свете луны темные глаза браво окинули собеседника таким взглядом, что у того кровь заледенела в жилах.
– Я приказываю тебе вслух прочесть имя, которое написано на конверте, – повелительно произнес Якопо. – Здесь нет никого, кроме льва и святого над нашими головами. Тебя никто не услышит.
– Праведный боже! Разве можно знать, чьи уши в Венеции слышат, а чьи остаются глухи? Если вы позволите, синьор Фронтони, то лучше отложить этот экзамен до более удобного случая.