– А вдруг он вырвется?! – говорили некоторые члены совета. – Ведь одним движением руки он может разрушить целые города; одной его прогулки достаточно, чтобы уничтожить всю нашу жатву, чтобы раздавить всё население!
– Это мы могли бы ещё предотвратить, – отвечали другие, – мы не беззащитны. Но мы должны его кормить, и если он будет продолжать пожирать столько ежедневно, то рано или поздно в стране начнётся голод!
Тогда один из членов посоветовал просто уморить меня голодом, а другой – убить меня отравленными стрелами.
– А что мы сделаем с его телом? – спросил третий. – Разложение этого исполинского трупа вызовет эпидемию!
Во время этих рассуждений о моей судьбе в зале заседаний появились два офицера охраны и доложили императору о моём гуманном поступке с шестью людьми, посягавшими на мою безопасность.
Это известие произвело такое впечатление на всех собравшихся, что император с согласия совета приказал, чтобы все граждане, проживающие поблизости от храма, доставляли мне ежедневно шесть голов рогатого скота, сорок баранов, а также всякое другое мясо, триста хлебов, десять бочек вина и всё прочее; расплата за всё должна была производиться из императорской казны. Шестьсот человек выделили, чтобы служить мне; они расселились в многочисленных палатках вокруг храма. Количеству этой прислуги не надо удивляться: ведь требовалось пятнадцать человек, чтобы вычистить один мой башмак, а чтобы починить небольшую дыру на моём чулке, надо было привлечь к работе двенадцать верёвочных мастеров под руководством главного мастера. Нужную для моего умывания воду приходилось, конечно, подвозить на лошадях; вместо таза мне дали большой бассейн для плавания, а мыльную пену для бритья я разводил в большом котле. Ужасно смешно было, когда на мне чистили сюртук: для этого наверху ворота прикрепляли несколько канатов, по которым люди со щётками карабкались вверх и вниз, как наши маляры, когда красят дом.