– Раз они дети депутатов, то тупыми быть не могут?
– Не до такой же степени! Кстати, к тарантинам, кроме меня, пойдёт ещё и следователь. У него к сынкам депутатским должна быть куча вопросов. Если ему разрешат эти вопросы задать.
– Как это? Он же следователь!
– Забыли, как замялось дело с дракой в парке?
– То – простая драка. А это – похищение.
Я открыл Михалычу секретную истину: “Важно не преступление, а кто его совершил”. Подозрения падают не на кого-нибудь, а на детей депутатов, а это бьёт по репутации всей мэрии разом. Мэр поставит прокуратуру на уши. Что будут искать? Правильно, улики. Но какие?
Будут искать доказательства тарантиновой непричастности. Другими словами, депутатских сынков будут отмазывать. И кто! Не адвокаты, а следователи! Тут шансов найти Толика – огромный жирный ноль.
Михалыч задумался. Я отхлебнул чаю. Михалыч взъерошил волосы.
– Что же делать-то, а?
– Добью вас сразу, чтоб не мучить. Как зовут вашего следователя? Вам прикрепили не Крысько? Если его, то ставьте на поисках крест.
Михалыч отмахнулся.
– Фамилию не помню. Какая-то восточная. И он сам какой-то восточный. Имя запомнил потому, что короткое. Юсуп. Нерусский, точно. И мне показалось, что толку от него будет мало. Мужичок он никакой.
Я улыбнулся.
– Юсуп вашего сына достанет из-под земли.
Михалыч посмотрел на меня как на придурка.
– А как же мэр?
– Юсупу на мэра наплевать. В открытую против мэра не пойдёт, но искать оправдания депутатским недоноскам не станет.
– Значит, Юсуп моего Толика найдёт?
– Если не сможет сам, помогу я.
– Сколько с меня?
– Нисколько. У меня с Юсупом нечто вроде дружбы. Я помогаю ему, он – мне. У вашего Толика мобильник есть?
– Конечно. Пишите номер. Заодно дам вам и мой.
Михалыч продиктовал номера, я записал. Михалыч поёрзал в кресле.
– Эээ… Зачем вам номер? Он не отвечает. Трубка отключена, наверное.
– Родню обзвонили? Может, Толик отправился в гости, а вам сказать забыл?
Михалыч родню обзвонил. Толик родных не посещал. Михалыч даже позвонил матери Толика. К ней бы Толик не пошёл, но всяко бывает. Почему к ней бы не пошёл? Она алкашка. Спилась. Как начала пить, так Михалыч её и выгнал. Затем развёлся, квартиру разменяли.
Михалыч уверен, что душевной травмой для нежной детской психики отлучение ребёнка от матери не стало. Толику тогда было всего три годика. Толик бы свою мать и не знал, если бы эта ханыжка за сыном не бегала. То к школе подойдёт, то во двор, когда Толик играл с детьми. Выпрашивала у Толика те деньги, что Михалыч давал сыну в школу на обед.