Натан уложил Шона в кроватку. Ребенок был спокойным, здоровым, попил из бутылочки, потом уснул. Натан обожал возиться с детьми, но в этот вечер у него не было времени: он работал над важным и сложным делом. Впрочем, других дел ему не поручали, и брать работу домой приходилось все чаще.
Потом Бонни сказала, что хочет есть – конечно, спагетти! Что же еще после «Леди и Бродяги»? Натан приготовил ужин, накормил Бонни, но сам есть не стал. После ужина Бонни без всяких капризов отправилась в постель. Натан напряженно работал еще четыре часа, и в полночь дал Шону последнюю бутылочку. Он устал, а на следующий день нужно было рано вставать. Шон уже мог проспать целую ночь подряд, и Натан был уверен, что сын не проснется раньше шести.
Наутро Натан обнаружил в кроватке безжизненное тело сына, лежавшего на животе. Когда он взял его на руки, то заметил на простыне розовое пятно. Он похолодел от ужаса, когда понял… Шон умер тихо. Натан не слышал ни звука, хотя всегда спал очень чутко.
Случаи внезапной смерти новорожденных хорошо известны. Натан и Мэлори знали, что детям вредно спать на животе, и всегда укладывали Шона на спину. Они следили, чтобы его лицо оставалось открытым, а температура в комнате не была слишком высокой, – Мэлори поставила в детской термостат последней модели, который постоянно поддерживал температуру 20°C. Матрас должен быть твердым, и они купили самый дорогой, изготовленный с соблюдением всех норм безопасности. Они были хорошими родителями.
Потом Натана много раз спрашивали: точно ли он положил ребенка на спину? Да, конечно, как обычно, отвечал он. На самом деле, к своему огромному удивлению, Натан этого не помнил. Он никак не мог восстановить ход событий. Зато точно помнил, что в тот проклятый вечер полностью погрузился в работу, изучая бумаги о слиянии двух авиакомпаний.
Он ни разу не укладывал детей даже на бок, не то что на живот, так зачем бы он стал это делать в тот вечер? Но Натан никак не мог вспомнить, как укладывал сына в кроватку. Эта неуверенность терзала его и усугубляла и без того тяжелое чувство вины. А Мэлори считала, что виновата она, потому что не кормила Шона грудью.
Если бы это могло что-то изменить!..
Почему они тогда отдалились друг от друга, вместо того чтобы сблизиться? Между ними возникло какое-то странное отчуждение. Натану было тяжело находиться рядом с Мэлори. Как можно было жить, постоянно чувствуя на себе ее взгляд, обвиняющий его, пусть и бессознательно, в смерти Шона? О чем разговаривать, как вспоминать о прошлом? Помнишь, как было здорово, как мы его ждали, как им гордились… Помнишь место, где он был зачат, – домик на горнолыжной станции Уайт-Маунтинз… Помнишь, помнишь?.. Он не знал, как отвечать, когда Мэлори спрашивала: «Натан, ты веришь, что он на небе?», «Ты веришь, что после смерти что-то есть?». Он ничего об этом не знал и ни во что такое не верил. Внутри была лишь бесконечная тоска, страшное чувство потери. Ничто не радовало. Ничто не могло вернуть им сына.