Должно быть, отчасти ощущение одиночества, отчасти – боязнь показаться невежливой или неблагодарной заставили Габриэлу преодолеть свою природную застенчивость и заглянуть в гостиную, куда так настойчиво приглашала ее мадам Босличкова.
Когда Габриэла, все еще слегка робея, отворила дверь гостиной, она была удивлена, как много людей жило с ней под одной крышей. Не считая самой Габриэлы, в гостиной собралось семь или восемь пансионеров. Кто-то смотрел телевизор, остальные оживленно беседовали и играли в какую-то сложную карточную игру, а за фортепьяно в углу сидел седой представительный мужчина, чем-то похожий на Эйнштейна. Открыв крышку, он осторожно перебирал, пробовал клавиши худыми пальцами и убеждал стоявшую рядом мадам Босличкову, что инструмент нуждается в настройке. Та горячо возражала, говоря, что настройщика она вызывала всего год назад и что с ее точки зрения инструмент никогда не звучал лучше.
При виде Габриэлы все постояльцы разом повернулись к ней, и девушка почувствовала, что краснеет. Среди обитателей пансиона не было никого, кто хотя бы приближался к ее возрасту. Мужчина за фортепьяно выглядел лет на восемьдесят; остальные, судя по всему, были ровесниками хозяйки, а Габриэла уже знала, что мадам Босличковой – за шестьдесят.
В глазах всех – и мужчин, и женщин – читалось неподдельное восхищение красотой Габриэлы и легкая зависть к ее молодости и свежести. Даже ее старое платье и поношенные туфли не смутили их ни на мгновение. Скорее всего они просто не обратили на это внимания, зачарованные сиянием ее светлых прямых волос, проступившим на щеках румянцем и блеском ярко-голубых глаз. Никто из пансионеров не был настолько проницателен, чтобы заметить притаившуюся в них печаль, а может, все дело было просто в том, что Габриэла показалась собравшимся слишком юной. Она выглядела моложе своих двадцати трех лет. Никому из стариков не могло даже в голову прийти, что в этом возрасте человек может многое повидать и многое выстрадать. Смотреть на Габриэлу им было радостно; многие вспоминали свою юность и чувствовали себя счастливыми.
Потом мадам Босличкова опомнилась и представила Габриэле всех обитателей пансиона. Многие из них оказались иммигрантами из Европы, а юркая старушка миссис Розенштейн с гордостью сообщила Габриэле, что была узницей нацистского лагеря Аушвиц. В пансионе мадам Босличковой она жила уже больше двадцати лет.