Через много лет после смерти отца я нашёл в его бумагах обветшавший послужной список, где обозначены сражения и ранения поручика Боброва. Конечно, других памятных свидетельств нет, но в книге присутствует глава с редкостным свидетельством из Фондов Ковровского историко-мемориального музея: письма как раз с австрийского фронта прапорщика Евгения Георгиевича Герасимова (1890–1916), командира 2-й роты 310-го пехотного Черноярского полка, уроженца Коврова Владимирской губернии. Два неотправленных письма были переданы денщиком после гибели Е.Г. Герасимова в бою 27 мая 1916 года, на второй день Брусиловского прорыва, они добавились к 14-ти присланным домой письмам. Мать автора писем – Варвара Павловна Герасимова, урожденная Невская слыла в Коврове женщиной образованной, умной, высоко культурной. Её внук – замечательный советский прозаик, ныне подзабытый – Сергей Никитин, который, понятно, приходится автору писем родным племянником по материнской линии. Вот какие родословные всплывают через век!
Конечно, я совершил путешествие по Тернопольщине и Прикарпатью, написал очерки и стихи, а потом стал осознавать весь масштаб и значение грандиозной операции 1916 года, проехал и по Волыни, где наступлением на Луцк начала легендарный прорыв 8-я армия, которой до назначения командующим Юго-Западным фронтом командовал сам Брусилов. Собирая и публикуя материалы, я вдруг погрузился в споры и разночтения по поводу, казалось бы, ясного и мужественного пути генерала. Современники знали битву как «Луцкий прорыв», что соответствовало исторической военной традиции: сражения получали названия согласно месту, где они происходили. Однако именно Брусилову была оказана невиданная честь: операция весной-летом 1916 года на Юго-Западном фронте получили наименование по одному из авторов плана операции по наступлению – «Брусиловский прорыв». Почему? Тут существуют разные точки зрения.
Одна из них такова: когда стал очевиден успех Луцкого прорыва, по словам военного историка А. А. Керсновского, «победы, какой в мировую войну мы ещё не одерживали», которая имела все шансы стать победой решающей и войну завершающей, в рядах русской оппозиции появилось опасение, что победа будет приписана царю как верховному главнокомандующему, а это – усилит монархию. Возможно, чтобы этого избежать, Брусилова стали восхвалять в прессе, как не превозносили до того ни Н. И. Иванова за победу в Галицийской битве, ни А. Н. Селиванова за Перемышль, ни П. А. Плеве за Томашев, ни Н. Н. Юденича за Сарыкамыш, Эрзерум или Трабзон. Сопоставимы ли деяния и имена? – большой вопрос.