.
Анализируя познавательные модели в истории культуры (организменная, семиотическая, механическая, организационная, эволюционная и др.) И. К. Лисеев отмечает тот факт, что, несмотря на множественность всех этих установок и их специфичность, «в XX веке основные теоретические построения в биологии ориентировались на два ведущих методологических конструкта – идеи развития и организации. Постепенно перерастая рамки собственно биологии, они превращались в регулятивы культуры в целом»90.
Осмысление феномена жизни и живого в биофилософии осуществляется на теоретическом и методологическом базисе биологии путем формирования «интегративных представлений, образующих канву новой универсальной картины мира – онтологического основания мировоззрения (как целостной системы наиболее общих взглядов человека на окружающий и собственный мир через призму знаний о жизни)»91. В качестве теоретического базиса биофилософии выдвигается коэволюционная познавательная модель – понимание бытия природы и общества в целом как процесс (и результат) сопряженного развития различных видов живого вещества между собой и неживой природой.
Понятие коэволюции конкретизируется в последующих работах ряда теоретиков. И. К. Лисеев рассматривает коэволюцию как сопряженное развитие систем со взаимными селективными требованиями и предполагает взаимосвязи на основе органического взаимодействия, взаимозависимости, сопряженности процессов на всех уровнях организации92, что дает осознание универсальности коэволюционных отношений, приложимых ко всей реальности93. По мнению С. Н. Родина коэволюция предполагает возникновение сопряженных изменений и последовательно автоматическую селекцию взаимно адаптивных вариантов94.Е. Н. Шульга обращает внимание на то обстоятельство, что «в содержании слова “коэволюция” наличествует как минимум два жестко взаимосвязанных и сопряженных друг с другом процесса, или даже два “бытия”, поэтому термин “коэволюция” расшифровывается как “онтологизированное бытие адекватное другому бытию в его совокупной и развивающейся целостности”»95. Ю. М. Плюснин отмечает, что «коэволюционная стратегия выступает в качестве преобразующего фактора в самой биологии, требуя в буквальном смысле новой эволюционной парадигмы. Это, в свою очередь, предполагает формирование новой эпистемологической системы, системы, которая позволяла бы описывать природные и социальные процессы как процессы природно– социальные в глобально–эволюционном контексте»